Полинка отлепилась от дверного косяка, посмотрела на меня мрачно, негромко посопела и щелкнула выключателем. Электрический свет залил конюшню и тех, кто возился в новехоньких, еще попахивающих краской и свежеоструганным деревом денниках. Я протянула руку сквозь решетку дверцы… и погладила мягкий шелковистый нос, ткнувшийся мне в руку.
– А у меня ничего нет… Бахтату скормила… – пробормотала я. Лошадка укоризненно фыркнула – типа, зачем же Бахтату, он и так большой! – и тут до меня дошло, в смысле по-настоящему, от глаз до мозга, что же я такое вижу! – Дама-а-а! – заорала я, вешаясь на дверцу и пытаясь обнять лошадь то ли сквозь решетку, то ли вместе с решеткой! – Ты жива! Портосик, Барбосик! – я заметалась от денника к деннику, то лихорадочно ощупывая карманы, в надежде найти завалявшийся кусок сахара, то пытаясь хоть кончиками пальцев прикоснуться к жестким челкам пони, то бросаясь обратно к Даме, то тряся запертую решетку.
Замершая на пороге конюшни Лидка прижала руки к груди и только судорожно, будто икая, повторяла: – Ой! Ой!
– Живые! – я ухватилась за дверцу денника и запрыгала под недоуменным взглядом Дамы. Плевать, пусть даже лошадь думает, что я сумасшедшая, главное, что лошадь эта – живая! Такое чувство, что вот-вот и я взлечу и буду бегать в этой конюшне по потолку… Стоп! А как наши лошади попали в ЭТУ конюшню?
– Ты-ы-ы… – я повернулась к Полинке. Верхняя губа у меня дергалась, как у рычащей собаки. – Это все ты… – я закашлялась. Слов, которые мне хотелось вывернуть на Полинкину голову, было так много, что они сбились в горле комом, не давая друг другу вырваться наружу. – Я из-за коней с ума сходила… Светлана наша, директриса… – наконец прохрипела я. – Искали, на бойню ездили… А они все это время были здесь?! Полинка, ты… Мало нам урода, который заплатил Администратору, чтоб нашу школу закрыли, так еще и ты!
– Мы приняли вас и ваших… питомцев, – раздался холодный голос, – а ты позволяешь себе оскорблять мою дочь и меня? – в дверях стоял Полинкин папа, держа на руках стопку пледов. За ним – Полинкина мама, тоже с какими-то тряпочками в руках, Настькина мама, охранник с полной тачкой конской еды…
Я невольно попятилась:
– Я… я вас не оскорбляю, я не вас… – забормотала я. Ой, плохо как получилось: если он сейчас обидится и выгонит нас, мы окажемся с лошадьми на дороге, а там Администратор нас враз найдет…
– Вообще-то она оскорбляла меня, – вмешалась Полинка. – И это наши с ней дела – мои и моей тренерши! А вот почему ты, пап, принял ее слова на свой счет? – и тихо, почти шепотом добавила: – Я два месяца разыскивала того самого… урода, который хочет закрыть нашу школу. Шпионила, подслушивала, подглядывала… лошадей воровала… А это ты? – В голосе ее было неверие и… одновременно абсолютная вера, точно вот сейчас у нее наконец совпали все кусочки сложной мозаики, все буквы кроссворда!
– Полина! – вскричала ее мама. – Игорь? – она повернулась к мужу.
– Ты подслушивала?! – изумился Полинкин папа. – Милая моя, тебе не кажется, что ты берега потеряла? Лезешь во взрослые дела…
– Папа! – Полинка орала. – Ты или не ты?
– А я что, скрывал? Пожалуйста, могла спросить – я б ответил! Я занимаюсь полезным делом! Полезным взрослым делом! – заорал в ответ Полинкин отец. – Здесь нужен торговый центр! Ты сама жаловалась, что за колбасой приходится в город ездить! – бросил он жене. – Продукты, одежда… стройматериалы! Моло́чка и сосиски с наших заводов! А вы мне тут тычете в нос никому не нужными развлечениями? Да-а, наша экономика без лошадей пропадет! – саркастически протянул он.
– Чтоб наша экономика не пропала, обязательно надо что-нибудь разрушить? – так холодно, что мурашки по коже сыпанули, поинтересовалась Полинкина мама. – Например, первое в жизни дело, которому наша дочь отдалась со всей страстью души?
– Для души мы рядом с торговым центром церковь построим – можешь на плане посмотреть! – выпалил папа и растерянно-обиженно поглядел сперва на Полинку, потом на ее маму. – Я же все ради вас! Ради семьи! Чтоб у вас все было: дом, шмотки, любая учеба, поездки за границу, я не знаю, машины, яхты…
– Угу… кровные скакуны… – тон у Полинки был даже не холодный – мертвый. – Этих лошадей, которых я люблю, ты убьешь… а потом предложишь мне купить любую лошадь, какую я захочу.
– Я тебе уже предложил! – снова заорал папа, наткнулся на Полинкин взгляд и выдохнул: – Не говорил я, чтоб этих твоих лошадей убивали, пусть они будут живы-здоровы, какая мне разница!
– Ты просто велел нашему Администратору расчистить землю под строительство, – тем же мертвым, как старая прошлогодняя листва, тоном продолжала Полина. – С живыми лошадьми это труднее, сперва их проще убить. Пара человеческих трупов тоже не помеха. Мой, например.
– Какой еще… Что ты выдумываешь?! – взвился папа.
– В первый день, когда мы в школу приехали, похитили Ольгу – меня понес пони, я чуть не разбилась. Змеи могли меня покусать так же, как остальных. Пожар в конюшне – я там была. А араб меня вообще чуть не убил. Если б не Саша…
– Какой… араб? Террорист? – растерялся папа.