Конкурс убийц

Полиция прибыла почти через час после первого звонка Гурова и через пятнадцать минут после второго, когда он заговорил официальным тоном и представился по всей форме. Ребята, с которыми Гуров так гладко сошелся, услышав, что журналист Лев, спаситель Ляли, оказывается, полковник УГРО, заметно поскучнели. «Скорую» он не вызывал, ибо любому было очевидно, что человеку, замурованному в кирпичную кладку, помочь уже нечем. Однако она прибыла, очевидно, ради демонстрации ответственного отношения к работе и имитации бурной деятельности. По результату прибывшая медицинская карета добавила проснувшемуся дворику тревожного света мигалок и принесла пользу общему делу лишь тем, что снабдила свидетельницу Васильеву Екатерину Михайловну ваткой, едко пахнувшей нашатырем. Когда стену принялись ломать и на землю посыпались первые обломки, изрядная часть добропорядочных граждан, проживающих в непосредственной близости от места преступления, высыпала на улицу. Гуров думал, хуже быть уже не может и что для полноты картины не хватает только плачущих несовершеннолетних детей. Но вскоре с искренним облегчением и симпатией был согласен даже на них, лишь бы не появились представители прессы. А они появились. И хуже стало. Неумолимые, как голодные ищейки, репортеры защелкали камерами и набросились на Катю, Лену, Марата, Антона и Виталю. Извлечение иссохшего, хрупкого тела из стены оказалось делом кропотливым, проинструктировать ребят о том, как следует общаться с прессой, Гуров не успел. Иллюзия контроля над ситуацией все еще грела, но только до тех пор, пока Виталя не проговорился, что они с друзьями решили не просто украсить арку, а спасти от бесславной гибели, выцветания и плесени под зеленой массой девичьего винограда не обычную мазню никому не известного маляра, а гениальное полотно «Фонари» самого Полонского, периода его творческого становления. Самого начала пути, то есть лет семи-восьми от данного момента до создания. В тот момент, когда будто во время грозы, нутро арки засияло белым от вспышек фотосъемки, у Гурова в руках был железный лом, с трупа, будто специально красуясь перед камерами, мучительно долго отряхивали кирпичную крошку, прежде чем закрыть пакет. Вой сирен, потухшие лица ребят, успевших стать Гурову добрыми приятелями, которых чуть не силой вырывали из рук репортеров и прятали в полицейских машинах. Крики: «Понаехали, наркоманы и проститутки! От художеств ваших житья не стало! Кто теперь починит стену? Я со своей пенсии ни рубля не дам, у меня пенсия знаете какая?!» Возбужденные лица репортеров, которые тянули Гурова за рукав, совали микрофоны в лицо и спрашивали, спрашивали что-то. Вся эта бестолковая, бессмысленная суета была отвратительна, особенно на фоне того, что ее могло не быть вообще, если бы место преступления было вовремя и должным образом огорожено. Если бы ответственные лица взяли на себя труд успокоить людей и оградить свидетелей от общения с журналистами. Если бы, если бы…

— Развели бардак, — процедил сквозь зубы Гуров и налил себе еще кофе. Рассвело. Певцы, забрав гитару и оставив четвертого дремать под детской гимнастической стенкой, разошлись по домам.

В Главном управлении уголовного розыска Онейска Гуров не узнал ничего, кроме того, что его присутствию в городе и на месте преступления «очень рады», а также «благодарят за помощь и будут держать в курсе». После знакомства с капитаном Моховым Ильей Гавриловичем, который вел дело «Фонарей Полонского», участковый Семеновского района Виктор Сизый показался Гурову активистом и рубахой-парнем. В отличие от Сизого, капитан креста на карьере не ставил и будущее свое в свете нового дела видел исключительно радужным. А заезжий отпускник, даже с солидными звездочками на погонах, в картину мира Мохова не вписывался никак. К четырем утра, не добившись ни доступа к данным дела, ни возможности получить отчет о вскрытии, Гуров мстительно задумался: а не позвонить ли Орлову. Если он, Лев Иванович Гуров, полковник в отпуске, для сотрудничества с капитаном Моховым фигура недостаточно внушительная, то от генерала при исполнении он отмахнуться вряд ли сможет!

От ссоры спасли многолетняя выдержка и въевшийся в сознание голос Крячко, со снисходительно насмешливой ноткой подначивающий: «Давай, Гуров, давай! Научи их там работать, кроме тебя, ведь никто не умеет». Полковник несколько раз, по возможности незаметно, глубоко вдохнул и неожиданно начал соглашаться с Моховым в том, что ситуация в городе непростая, но отпуск в нем по-прежнему провести можно хорошо, поблагодарил и покинул чужие владения. В конце концов, кто он, Мохов, такой, чтобы действительно помешать Гурову заняться этой историей? Никто. Мелкий местечковый протиратель штанов о кресло, видящий в чем угодно угрозу своему авторитету. Гуров же человек взрослый и опытный оперативник. И вести себя как задиристый мальчишка, требуя к себе уважения и расшаркиваний, он не станет.