Коннектор Исиды

– Конечно, только не сразу. Изнутри контейнер открыть невозможно, но на приемном терминале его откроют снаружи, чтобы выгрузить пакеты. Через несколько часов этот контейнер загрузят отработанными частями биомехов и вы отправитесь в обратный путь. В вашем распоряжении на «Ипсилон-1» будет достаточно времени. И, скорее всего, у вас там найдутся помощники, – загадочно сказала доктор Ахманн.

Изнутри открыть невозможно – если что, контейнер превращается в саркофаг, а я в Рамсеса Пятого. Или Десятого.

Понятно, что взгляд у меня был недоверчивый, а может и затравленный. Наверное, поэтому доктор Ахманн добавила:

– Мы ведь были с вами близко знакомы, Валентин.

И впервые засмеялась. Как-то неумело, не очень у нее это получается. Мне стало некомфортно, ведь ясно, что с такой дамой, как доктор Ахманн, ничего путного у меня бы не вышло. Даже с моим воображением тяжело представить, что она на нашей кухне печёт блины или варит гречку. Я ведь простой парень из Гатчины. Никак не вспоминаемые мною предки, скорее всего, были обычными работягами на местном заводе «Буревестник», где делают канализационные трубы. Доктор Ахманн же из тех, для которых ребята вроде меня – это, мягко выражаясь, второй сорт. Если мы нужны, из нас могут выжать сок, не надобны – выбрасывают. Но мне хочется и поверить ей, как бомжу, которому намекнули, что он, в натуре, граф де Блуа-Шампань, потерявшийся в детстве.

– И где мы познакомились, доктор Ахманн? Неужели в трамвае?

– Работали над одним проектом для «Аменти».

– Перелом руки как-то связан с вами?

– Подъемник на лыжном склоне вдруг стал быстрее работать, вы пытались притормозить кресло, чтобы я могла спрыгнуть – глупое, конечно, решение, – и вам чуть руку не раздробило.

– Что за проект, доктор Ахманн?

– Над «неограниченностью» виртуального мира. Сет Рорфельд предоставил вам то, что записали его нейроинтерфейсы, рандомно подключенные у нескольких испытуемых к отделам мозга, не связанным с сознанием. И вы создали программу, именуемую «объектный пионер». Этот самый пионер мог «зайти» в бессознательное и переработать его запросы в цифровые объекты.

Приятно, конечно, узнать про себя такое, да только как понять, не разыгрывает ли меня доктор Ахманн?

– Пионер? Чудное название. Это ж получается что-то вроде брокера объектных запросов, программный посредник для обмена данными между разнородными средами.

– Видимо, Валентин, вам тогда показалось, что название, обозначающее первооткрывателя, больше подходит для программы, которая работает с бессознательным. Рорфельд хотел решить сугубо техническую проблему, возникающую, когда пользователь утыкался в границы виртуального мира и срабатывал стоп-алгоритм. То есть, возникала стена, пропасть, начинались сюжетные выкрутасы – ломался автомобиль или спотыкалась лошадь, так что дальше никуда. Пионер должен был вылавливать из белого шума нейронных связей запросы бессознательного и с их помощью расширять Ка-реальность «на лету». А пользователь воспринимал бы её, как неожиданную и интересную. Однако Рорфельд разгадал, что «объектный пионер» выпустит из бессознательного такие сущности, что способны разрушить ту систему, которую он построил.

Звучит складно, неясно только одно:

– И что вы тоже собрались сломать эту систему? Разве вам плохо работалось в корпорации «Аменти»? Премии, бонусы, корпоративы и всё такое.

– Дело в вас, Валентин. Точнее, в нас. Сет Рорфельд посчитал, что «объектный пионер» не только ваша, но и моя программа. Дальнейший выбор был для нас с вами невелик, в списке лишь один пункт: полное подключение с полным и окончательным подчинением. Подключили сперва меня, потом вас. Только окончательного не вышло. Может быть, какой-то объект всё же успел выйти из бессознательного…

Доктор Ахманн помогла мне завернуться в теплоизоляцию и надела мне на лицо кислородную маску с пузырём оксигеля. Даже поцеловала перед этим. Правду сказать, я попутно ничего не вспомнил. Может быть потому, что все поцелуи от приятных дам – весьма хороши и одинаковы.

В мой кровоток вошел первый коктейль. И в тот момент, когда засыпал, как молитву читал про себя план дальнейших операций. На грузовой терминал космопорта меня должны доставить в виде консервов, никакого тепла и прочих признаков жизни. Только в этом случае средства биоконтроля меня не заметят. И огнестрельное оружие мне не полагалось – его не пропустят терагерцевые сканеры, ведь на орбите любой выстрел означает как минимум разгерметизацию, – так что в заначке только «шило». Далее быстрый подъем на орбиту с перегрузками, которые я б не выдержал, будь в нормальном человеческом виде.

В холодном сне кошмары людей не мучают, да и какие они люди в это время – просто замороженное мясо. Но перед самым пробуждением я вдруг увидел себя и доктор Ахманн – в самом ярком воспоминании, которое ничто не смогло уничтожить. О том, как тот чёртов подъемник вдруг ошалел, и я так испугался за Таис, как ни за кого еще не боялся.