Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн

Подавляющее большинство армейской конницы составляли драгунские полки. К 1690 г. их насчитывалось 43; к 1699 это число сократилось до 15; затем, во время войны за Испанское наследство (1701—1714 гг.), вновь возросло до 27 полков, а после её окончания сократилось до 15 (333, с. 37; 197, с. 226).

Изначально обучение драгун было рассчитано на бой и в пешем, и в конном строю. Вооружение их состояло из 2-х пистолетов, клинка, мушкета со штыком. Полк насчитывал 750 коней и делился на 5 эскадронов по 150 всадников, которые в свою очередь, разделялись на 3 роты по 50 человек.

В 1691 г. во французской армии появился гусарский полк, составленный из венгерских, валдашских, сербских и другие эмигрантов. Пожалуй, они были лучшими конниками в армии, но славились своей необузданностью и недисциплинированностью, из-за которых толком не умели воевать в строю. Зато для рассыпных атак гусары были незаменимы. Организацию они имели, видимо, драгунского образца, но сохраняли национальное оружие (333, с. 36—37).

В 1693 г. Людовик XIV образовал отдельный карабинерный корпус из 100 рот. Общая численность его была более 3 000 всадников. Вооружались карабинеры саблей, шпагой или палашом, двумя пистолетами и карабином (197, с. 226). В боях карабинерские роты, как правило, придавались или коннице (армейской и гвардейской), или пехоте — как вспомогательные части, так как большинство карабинеров имели нарезные карабины с увеличенной дальностью стрельбы. Самостоятельно карабинеры действовали редко, поскольку их оружие приходилось заряжать в два раза дольше, чем мушкеты, без прикрытия они в этот момент были весьма уязвимы.

Каждая рота, эскадрон или бригада была обучена строиться в три шеренги. Не все всадники имели мушкеты или карабины, поэтому только одна или две последние шеренги состояли из солдат, ими вооружённых. Как правило, первая шеренга ружей не имела[141].

Кавалеристов обучали также сдваивать ряды и образовывать колонны, а затем вести огонь из пистолетов и карабинов методом караколирования. Считалось, что это учащает темп стрельбы. Слабой стороной было проведение атак на медленных аллюрах. Во время пальбы строй останавливался, а атака холодным оружием проводилась на рысях (214, т. 2, с. 539).

Однако для уточнения можно отметить, что маршал Тюренн, командовавший французскими войсками в Голландской войне (1672—1678 гг.), в период между 1674— 1675 гг., запрещал своим кавалеристам вести стрельбу и приказывал атаковать только в рукопашную, например, Зинцгеймском сражении (1674 г.) (204т. 2, с. 543; 197, с. 226). Так же поступал маршал Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиль, герцог Люксембургский во время войны за Пфальцигское наследство. (1688—1697 гг.), во Флёрюсском сражении (1690 г.) и битве при Неервиндене (1693).

Рис. 77. Французские кавалеристы: карабинер (слева) и драгун, начало XVIII в.

Маршал Клод Луи Экторе герцог де Виллар, командовавший французской армией в отдельные периоды войны за Испанское наследство, благодаря своей коннице одержал блестящие победы при Фридлингене (1702 г.), Мундеркингене (1703 г.), Гогштедте (1703 г.), Денене (1712 г.)

Но эти случаи были лишь исключениями из общих правил, отличные результаты атак не заставили командование задуматься над изменением системы обучения.

Интересно проследить за отношениями во французской гвардейской кавалерии, описанными Сен-Симоном в его мемуарах. Роты комплектовались из дворян, считавших ниже своего достоинства выполнять тяжёлую физическую работу, а потому возмущавшихся, что приходится обходиться без помощи слуг. Об одном таком случае герцог Сен-Симон рассказывает:

«В первый день отряд жандармов и лёгкой кавалерии, прибывший рано утром к складу мешков начал роптать, и солдаты, возбуждая друг друга толками, дошли до того, что побросали мешки и наотрез отказались их везти.

Кренэ, в бригаде которого я служил, вежливо спросил меня, согласен ли я принять участие в отряде для перевоза мешков; если нет, он назначит меня в какой-нибудь другой. Я принял поручение, так как счёл, что это отличит меня после всего шума в связи с этим делом. Я прибыл в отряд мушкетёров как раз тогда, когда красные части отказались от исполнения приказа, и на виду у них нагрузил свой мешок. Марэн, бригадир кавалерии и лейтенант личного конвоя короля, находился там для распоряжений о нагрузке мешков в установленном порядке, заметил меня в этот момент и, полный гнева при виде сопротивления солдат, которое он претерпел, прикоснувшись ко мне, указывая на меня и называя меня по имени, воскликнул, что раз я не нахожу такую службу ниже себя, то и для жандармов и лёгкой кавалерии она не будет позорной и не замарает их, если они последуют моему примеру. Это заявление, произнесённое строгим тоном, оказало такое быстрое действие, что, немедля, без малейшего возражения, солдаты красных частей наперебой друг перед другом бросились брать мешки…» (124, т. 1, с. 64-65).