Конные и пешие

Его продержали несколько суток в карцере, вызывали на допрос, он твердил свое: упал, поскользнувшись на обмылке, даже не видел, что Бульон идет с кипятком, но начальник, что допрашивал, видимо, все хорошо знал; Петр Сергеевич потом понял почему: метод этот, с кипяточком, давно уже был у шпаны отработан, они расправлялись так и с другими неугодными, и никто не был виноват: ну, споткнулся человек, упал, невольно обварил другого, да и другой — ведь сам подставился. Начальник все знал, поэтому предупредил:

— Смотри, гражданин Валдайский. Бульон в больничку попал. Он тебя не оставит. Учти.

— Учту, — кивнул он.

Теперь он знал: в бараке надо спать так, чтобы все слышать; он и этому был обучен на войне, когда еще служил в разведроте, командовал взводом. Он уловил нехорошее на пятую ночь, открыл глаза, сон слетел мгновенно. Через проход от нар, что стояли по другую сторону, быстро полз человек, при свете лампы на мгновение мелькнул в его руке металлический предмет; Петр Сергеевич знал: как ни шмоняли в бараке при входе в зону, все же у многих были ножи-самоделки, лезвия, а то и спицы; с чем-то таким полз и этот.

Необычная тишина стояла в бараке, люди словно не спали, а замерли в ожидании, только в дальнем углу кто-то бормотал во сне; никакой охраны не было… «Значит, решили со мной кончить», — подумал он. Главное, не шевельнуться, ничем не выдать себя, подпустить как можно ближе; человек, который дополз до него, легко приподнялся, почти бесшумно, не дыша, быстро протянул к Петру Сергеевичу руку, коснулся лба и вскинул вторую руку… Петр Сергеевич успел заметить, что в ней: тонкая спица, такая войдет в сердце, оставив маленькую дырку… Петр Сергеевич ударил ногой в лицо, ударил так, что тот перелетел через проход, стукнулся головой о стойку нар и кулем свалился на пол; какое-то время ничего не происходило, барак молчал, кто-то даже начал усиленно храпеть, потом двое сползли с верхних нар, приподняли голову лежавшего, и один из этих двоих не выдержал, истерично заорал:

— Наших кончил, падла!

Кинулся к Петру Сергеевичу, но тот уже был на ногах; теперь то страшное, неудержимое, за что мальчишки во дворе прозвали его Бешеным, охватило его; он знал: ничего не будет чувствовать в этой схватке, станет биться до конца, — и ударил набежавшего на него, ударил с такой силой, что тот сразу же грохнулся у его ног, тогда с нар спрыгнули еще несколько, но Петр Сергеевич нырял вниз, уходил от ударов, перебрасывал кого-то через себя, потом ощутил: рядом есть товарищ, тот крушил урок доской, оторванной от нар, и кричал: «А ну, подходи, гады, фашисты, подходи, котлеты буду делать!» Они стояли спиной друг к другу и отбивались, пока не ворвалась охрана; перед ней они замерли, покорно дали себя увести… Лишь в дежурке Петр Сергеевич узнал пришедшего ему на помощь — это был Семенов, молчаливый, угрюмый здоровяк; как-то они немножко поговорили у костра, Семенов все про Петра Сергеевича знал, а о себе сказал, что до войны шахтерил, а войну кончил лейтенантом, да влип в одну историю: пошел начальником склада, по неумению запутался…

В дежурке Семенов давал показания первым, говорил:

— Я эту сволочь ненавижу! Они в лагерях в своем вонючем законе отсиживались, когда мы под пулями… Они бы майора кончили сегодня. Вон, гляньте на того, что на полу лежит. Гляньте, что у него в руке…

Лицо у Семенова было разбито, да и у Петра Сергеевича руки были в ссадинах, кровь выступила под рубахой — кто-то чиркнул ножом, да задел лишь кожу, все равно нужна была перевязка.

— Я ведь тебя, гражданин Валдайский, предупреждал, — грустно сказал начальник.

— Вот я и послушался, — ответил Петр Сергеевич.

— Не так послушался.

— Иначе не умею.

— Ну ладно. Может, и переведем тебя куда, но поимей в виду, что у них повсюду свои.

— Боялся я их!

Начальник еще более печально поглядел на Валдайского, потом рассмеялся:

— А ведь вы пахану башку проломили. Надо же!

— Подержи нас денек, начальник, в караулке. Подумать надо, — попросил Валдайский.

Начальник согласился. Они сидели с Семеновым вдвоем, вспоминали: кто еще в бараке из воевавших, ведь по-разному у людей сложилось; были ведь и такие, как Валдайский и Семенов, не много, но были, а они свои, их надо было сбить в бригаду, тогда плевать они хотели на урок.

Посвятили в это начальника, тот сказал: добро. Семенов оказался расторопным, на другой день собрал в бригаду бывших фронтовиков; они вытолкали с верхних нар урок. Валдайского положили в середину; барак зловеще затаился…