Конокрад и гимназистка

Вот уже и поротая задница зажила, и заботы подоспели другие, а он все не мог забыть нанесенную обиду и мучился, не находя достойного способа отомстить. Может быть, со временем и остыл бы Вася-Конь; может, и зарубцевалась бы обида, как раны на коже, но тут подоспел внезапный случай, после которого и закрутилось колесо новых неприятностей. И настиг тот случай Васю-Коня опять же в трактире на Трактовой улице, куда он забрел, чтобы попить чайку и отведать любимых ватрушек с творогом. Сидел на своем обычном месте, за столом в углу, прихлебывал чаек, наблюдая за публикой, и скоро уже собирался уходить, как вдруг увидел, что в трактире появился новый посетитель — моложавый господин с тросточкой, в хорошем пальто с бобровым воротником и в каракулевой шапочке пирожком, которая сидела на голове чуть набок, с особым, слегка небрежным шиком. Господин огляделся не торопясь, снял шапочку и уверенно направился, помахивая тросточкой, к дальнему столу, за которым сидел Вася-Конь. Подошел, вежливо склонил голову и спросил:

— Вы Василий?

— Ну, я, — насторожился Вася-Конь, — а вы кто будете?

— Хороший человек, — улыбнулся моложавый господин, — такой же хороший, как и вы, и желаю с вами сойтись поближе.

— Откуда меня знаешь? — еще больше насторожился Вася-Конь.

— Земля слухом полнится, — уклончиво ответил незнакомец, — и вот я здесь.

Он снял с себя пальто, аккуратно свернул его, положил на лавку, сверху — шапочку; тросточку прислонил к краешку стола. Пригладил зачесанные назад черные волосы и радушно улыбнулся:

— А я вас другим представлял…

— Это каким?

— Да уж таким… Знаменитый конокрад, лихой человек, и наружность у него должна быть зверской; а у вас, оказывается, обличие, как у молодого бога…

— Слушай, господин хороший, тебе чего надо? Ты кто такой? Чего подъехал ко мне?

— Ой, как много вопросов сразу! Давай по порядку, степенно. Половой! — Он громко щелкнул длинными белыми пальцами и, когда подоспел половой, заказал ему водки и немудреной закуски.

В движениях, в голосе, во всей манере вести себя видна была спокойная уверенность человека, который хорошо знает себе цену и которого с намеченной им дороги не так просто свернуть. Он словно не замечал настороженности Васи-Коня и будто не слышал его сердитого голоса. Выпил рюмочку водки и, не притрагиваясь к закуске, закурил длинную папиросу, выпустил дым вьющимися колечками, полюбовался на них и лишь после этого снова заговорил, сразу перейдя на «ты»:

— Василий, ты меня не бойся, я же не полицейский и даже не тайный агент.

— А кто ты?

— Какая тебе разница? Я могу и соврать, но ты все равно не поверишь. Зови меня просто — Николай Иванович. А теперь давай к делу. Хочешь отомстить Гречману? Молчи; я знаю, что хочешь, еще как хочешь! И я тебе помогу. Мало этого — еще и заплачу хорошо. Вот задаток… — Николай Иванович неуловимо быстрым жестом сунул руку в карман пиджака и вытащил толстую пачку «красненьких». Положил деньги на стол, накрыл чистой тарелкой и подвинул Васе-Коню: — Не отказывайся, дело плевое, а деньги серьезные.

Вася-Конь поглядел на донышко тарелки, помолчал и спросил:

— Чего я должен сделать?

— Да так, пустячок, сущий пустячок… Надо у Гречмана увести его гнедую тройку. Тихонько, без шума: вот — была, а теперь — нету. Понимаешь?

— И куда ее после, тройку эту, девать?

— Подгонишь к тому месту, которое я укажу, получишь остаток денег и — свободен. К нашему обоюдному удовольствию.

Вася-Конь подумал и кивнул, придвинул тарелку к самому краю стола, приподнял ее, перегнул пачку «красненьких» пополам и сунул в карман. «И как это я сам не догадался? — удивлялся он. — Скраду коней, пусть пешком погарцует… Да и деньги не лишние».

Договорились они с Николаем Ивановичем встретиться на этом же месте через неделю. Встретились, все обговорили, и в третью ночь после Рождества Вася-Конь, как всегда, в одиночку и без помощников, разобрал стену полицейской конюшни, вывел лошадок, обратал их и даже не поленился бревна положить на место. А после, заскочив на одного из жеребцов охлюпкой, отогнал свою ночную добычу, как было оговорено, к неприметному домику на окраине, постучал условленным стуком в окно, и сразу же на стук вышел из калитки Николай Иванович. Поглядел на коней, довольно потер руки и негромко приказал:

— Открывай!

Ворота в тот же миг распахнулись, и в глубине пустого двора Вася-Конь разглядел легонькую кошевку. «Значит, запрягать будут; выходит, кони им для дела нужны», — догадался он. Для какого дела и кто такой Николай Иванович — об этом Вася-Конь даже и не задумывался. Получил деньги, сунул их, не считая, в карман полушубка и направился пешком на ночевку к Калине Панкратычу, которому ни слова не сказал о своем ночном деле. Он о своих делах вообще никому не рассказывал.

Весь следующий день Вася-Конь проспал, вечером поужинал и умудрился после этого прихватить еще и добрую часть ночи. Пробудился перед рассветом, послушал заливистый храп Калины Панкратыча и так захотел есть, что не успевал слюну сглатывать.