Конокрад и гимназистка

После обеда, как было приказано, Балабанов выпустил Зеленую Варвару из камеры. Ни минуты не задержавшись, Варвара простукала своей палкой по ступенькам крыльца; отойдя, погрозила той же самой палкой и двинулась своим размеренным шагом вдоль по улице, как обычно, не оглядываясь назад и не замечая, что следом за ней, также споро и незаметно, двинулся невысокий господин с незапоминающимся, словно стертым лицом. Он не приближался к ней, не отставал и в то же время постоянно держал ее в поле зрения, не давая затеряться в людных местах. Впрочем, затеряться Варваре было трудно: ее зеленые одеяния и длинная палка видны были издалека.

В скором времени Варвара оказалась в том самом месте, откуда ее забирал Балабанов, — возле мельницы Шалагина. И встала она так же, как стояла в тот вечер, опираясь на свою палку и бросая длинную горбатую тень на белый снег — день-то был солнечный.

Снова стала чего-то терпеливо ожидать, и столь же терпеливо ожидал в отдалении человек с незапоминающимся лицом.

Дождалась Варвара не скоро. Лишь часа через два вышел из конторы Сергей Ипполитович Шалагин и, натягивая перчатки, медленно двинулся к саням, на облучке которых восседал Филипыч. Варвару будто ветром сдунуло, она сорвалась с места и махом оказалась возле Сергея Ипполитовича, заступив ему дорогу. Тот удивленно вскинул голову, молча оглядел Варвару, спокойно спросил:

— Чем обязан?

— Дочку береги, глаз не спускай, беда за ней ходит, за пятки цепляется.

— Какая беда? — встревожился Сергей Ипполитович. — Вы о чем говорите? Можете подробнее, обстоятельнее сказать?

— Я тебе все сказала.

Зеленая Варвара круто развернулась и пошла, не оглядываясь, прочь, оставив Сергея Ипполитовича Шалагина в полном недоумении.

Глава 4 НИ ОТЗВУКА, НИ СЛОВА, НИ ПРИВЕТА

Ни отзвука, ни слова, ни привета,

Пустынею меж нами мир лежит,

И мысль моя с вопросом без ответа

Испуганно над сердцем тяготит:

Ужель среди часов тоски и гнева

Прошедшее исчезнет без следа,

Как легкий звук забытого напева,

Как в мрак ночной упавшая звезда?

(Из старинного романса)

1

«Поездка на Заельцовские дачи, которую папочка обещал совершить в воскресенье, не состоялась, но я об этом ни капельки не жалею, потому что…»

Тонечка обмакнула перо в чернильницу и задумалась, склонившись над своим дневником, не решаясь даже ему, самому сердечному другу, доверить тайну, которую она старательно хоронила от папочки с мамочкой, от лучшей подруги Оли Королевой и от горничной Фроси, с которой у нее после памятного разговора установились такие добрые отношения, что мамочка, Любовь Алексеевна, не удержалась и сказала дочери: «Давно бы так, давно бы подружилась с Фросей, а то дулась, будто мышь на крупу». Тонечка отвечала, что ничуть она на Фросю не дулась, что мамочке это всего-навсего лишь показалось, но Любовь Алексеевна в ответ только покачала головой и снисходительно улыбнулась.

Разговор этот происходил еще на прошлой неделе, до воскресенья, а в воскресенье случилось столь необычное событие, что поведать о нем она могла лишь своему дневнику, но никак не решалась. Крутила в пальцах ручку, на пере которой уже обсохли чернила, смотрела затуманенными глазами в окно и видела там, за стеклом, далекий алый закат, вольно полохнувший в этот вечер на половину неба.

В это время в дверь постучали, и Тонечка, захлопнув дневник, быстренько сунула его в ящик стола, ручку положила на чернильный прибор, громко спросила:

— Кто там?

— Я, барышня, — отозвалась из-за двери Фрося, — можно войти?

— Входи, Фрося, входи… Опять молоко принесла?

— Как велено…

— «Велено, велено»… Я же не маленькая, чтобы меня на ночь молочком поить.

— Вот прикажут — «не надо», я и носить не буду, а пока — не обессудьте, барышня… — Фрося поставила на стол тарелочку, на которой был стакан с молоком, накрытый крахмальной салфеткой, расправила фартучек и аккуратно присела напротив Тонечки, неотрывно глядя на нее чистыми, обворожительно красивыми глазами.

— Ну, что ты на меня уставилась? — капризно выговорила Тонечка. — Опять будешь мне всякие страхи рассказывать и требовать от меня всяческих глупостей? Фрося, миленькая, ну надоела мне твоя забота чрезмерная, не нужна она мне…

— Это вам кажется, барышня, что не нужна, а вот когда припечет, сразу понадобится — и помощь, и забота, и голова моя глупая… Будете рассказывать или дальше в молчанку играть станете?

— Да что я тебе должна рассказывать, что?

— Сами знаете, барышня, про воскресенье прошлое. Что случилось-то?

— Да ничего, ровным счетом ничего не случилось, что ты ко мне пристала?!