Конопляный рай

Сначала послышался треск разрывающейся плотной обертки, потом раздался оглушительный хлопок и свист разлетающегося на куски динамита. Сверкнула яркая вспышка, и медведь, как испуганный котенок, на мгновение завис над землёй, словно его кто-то держал за шиворот. Его как будто подбросило ударной волной. С ужасным ревом и бешеной скоростью зверь кинулся наутёк, сдирая с морды невидимого врага и не разбирая перед собой дороги. Проскочив, как локомотив, речку и оставляя за собой высокой гребень белой волны, он с треском углубился в чащу. По этому треску легко было догадаться, как далеко он убежал.

Кася орал как одержимый. Он подбежал к Пашке и стал трясти его.

– Ну, Пахан! Ты даешь! Я чуть не оглох от твоих воплей!

– А ты! А ты! Я думал, ты в штаны от страха наложил. Где, думаю, Касинский?

– Кто наложил?! Ты сам наложил! – Кася неожиданно смолк, и стал принюхиваться.

– Ты чего, Кася! – Пашка недоверчиво посмотрел на друга.

– Откуда несет? Да говном же пахнет. Димьян! Это ты, что ли, обделался от страха?

До последнего момента тот стоял в воде, как прошитый ломом, и не мог даже двинуться с места.

Подбежал Остап, вооружённый топориком и дубиной. За его спиной прятались остальные мальчишки.

– Ну и жахнуло! Я думал, его на куски разорвет!

– Тоже скажешь. Этой зверюге ничего не будет. Морду в муравейник сунет, и все пройдет.

– Не скажи, – Остап подошел к месту, где только что топтался зверь. Вокруг валялись куски от взрывпакета. – Мишка-то от страха в штаны наделал.

– Гонишь! Где? – на Касином узкоглазом лице засветился восторг. Он закатился диким истерическим смехом, заражая всех вокруг.

– Эй! Пацаны! Снимите меня! Я уже не могу держаться, – послышалось с дерева.

Все попадали на землю, держась за животы.

– Как залез, так и слазь, – довольный собой произнёс Кася, увлекая за собой всю компанию.

Гости с восторгом смотрели на Пашку, на его огромные руки и накаченную жилистую шею, с которой еще не успели сойти синие канаты набухших вен. Мышцы на руках всё ещё играли от бешеного напряжения. Пашка, не закрывая рта, гордо шел рядом с Касей и размахивал руками. Он воодушевленно комментировал произошедшее, подробно описывая поведение каждого, кто принимал участие в поединке.

– А Димка-то, братка, под воду нырк, как бобёр! Ныряет себе, даже не слышит, как ему сигналят. Я ему камнем, а он ноль эмоций.

Схватив уже пришедшего в себя брата за плечи, он пронёс его по воздуху метров десять, как пушинку.

… – Кася-то! Партизан! Орет мне, спички давай. А сам трясется в кустах. Ну-ка, покажи штаны!

– Свои покажи, питекантроп. Видел бы ты себя!

– Да ты сам шестикантроп!

– Хорош горланить, мужики! У меня в ушах звон стоит, – пожаловался Остап, и вдруг, остановился. – А вдруг он вернется, чтобы отомстить?

– Ты чё, Остап! Звери не мстят. У тебя от страха крышу снесло? Они или голодные, или сытые. Этот теперь за версту обходить будет. Ему теперь только белую коробку покажи, он тебе зад покажет. А к тебе он вообще близко не подойдет.

– Это почему? – Андрей заморгал глазами.

– Ну, как же. От тебя за версту обоссаным одеялом воняет.

– Да дураки вы все! – улыбка все же предательски выползла и затянула доброе лицо Андрея.

Пойманная с вечера рыба оказалась кстати. Её разделали на небольшие кусочки и сварили в подсоленной воде. Туда же бросили последние остатки лаврушки и дикого лука. После сногсшибательного представления даже такое блюдо показалось королевским.

– Жалко, что картошка кончилась, – с полным ртом досадовал Пашка, облизывая жирные пальцы. – Я знаю, что самое вкусное у кеты. Это голова.

– Дурак ты Паха. Самое вкусное у кеты, это икра.

Икры оказалось так много, что её решили подсолить. Кася ловко отделил икринки от ястыков и, предварительно приготовив соленую воду в кастрюле, бросил икру в рассол.

– И сколько она у тебя солиться будет? Неделю? –не успевая пережёвывать горланил Пашка.

– Пятиминутка. Самая вкусная икра, – объяснил Кася. – Способ стопроцентный.

Икра вызывала такой приступ аппетита, что у всех полились слюни, как у голодных собак.

– А ты точно знаешь, что ее уже можно жрать? – Пашка смотрел на миску с икрой голодными глазами и ждал, когда истекут эти чертовы пять минут.

– А ты, Пашок, можешь не рисковать. Я тебе твою долю отдельно в тарелку положу, и сиди неделю. А мы пятиминутку лопать будем. Правда, Андрюха.

– Не умничай! – Пашка залез ложкой прямо в середину красного месива и потянул добрую половину всего, что было в миске.

– Э-э, Пашок, ты поскромнее! Не один же. Совесть-то имей.

Глядя, как Пашка приложился к игре, было понятно, что у него не было привычки мазать икру на хлеб.

– Отсутствие совести голодному не помеха, говорит моя бабка. Я ложкой привык, – уже с набитым ртом оправдывался Пашка.

Икру прикончили в считанные секунды.

– Пища богов, – важно заявил Кася, смакуя губами каждую икринку.

– Пища нанайцев, а не богов.

– А может, они и есть боги.

– Если они боги, то ты Кася тогда чёртик.

– Сам ты чёрт из кочегарки.

Пашка расхохотался.

– Вот ты, Кася, и есть кочегар. Ты же всю зиму в кочегарке школьной с лопатой бегал, и трубу потом пропил.