Канцлер не питал симпатий к Эрхарду. Он ценил его как экономиста. Но считал слабым политиком и государственным деятелем. Аденауэр целиком отдавал себя работе. Министр экономики был далек от аскетичного упоения государственными делами, ценил жизнь во всех ее проявлениях.
Полный, благодушный и веселый, он являл противоположность суровому и осторожному, всегда подтянутому канцлеру. Один из сотрудников министерства экономики заметил: Аденауэр считал людей злыми, если не будет доказано обратное, а Эрхард — добрыми, если они не проявят себя иначе.
В детали функционирования рыночного хозяйства Аденауэр не вникал. Он опирался на глобальный экономический опыт, особенно американский, сделавший страну богатой и благополучной. В жарких схватках с социал-демократами, требовавшими введения планового хозяйства, он отстоял теорию Эрхарда и открыл ей путь. Эрхарду оставалось лишь идти по этому пути под опекой и защитой канцлера, принимавшего на себя наскоки противников рыночной экономики. Впрочем, социал-демократы перед лицом начавшегося экономического подъема отказались от защиты планового хозяйства. Их критика стала носить иной характер — не против «социального рыночного хозяйства», а против отдельных методов его внедрения.
Западногерманская промышленность не подверглась серьезному демонтажу. Аденауэру удалось доказать, что уничтожение основных промышленных отраслей не только обернется катастрофой для немцев, но принесет потери победителям, ибо им не с чего будет брать репарации.
В плане Маршалла Аденауэр увидел спасительный якорь для немецкой экономики. Он настойчиво проводил мысль, что немецкая промышленность, восстановленная и процветающая, станет основой благополучного развития и Западной Германии, и европейских соседей. У Англии, Франции и других европейских стран сохранялись традиционные опасения в отношении немцев. Лидеры же Соединенных Штатов поверили в Аденауэра, оказали ему доверие. В результате Западная Германия получила по плану Маршалла значительно большие ассигнования, чем другие европейские страны.
Побежденная Германия являла собой прекрасный рынок сбыта. Население в предвоенное и военное время не получало всего необходимого от промышленности, работавшей на войну. Хаотичные первые послевоенные годы и вовсе привели к полному обнищанию. Спрос на самые различные товары был чрезвычайно велик.
В стране имелись значительные резервы рабочей силы. До последних дней войны, даже в период тотальной мобилизации, нацистское правительство не призывало в армию высококвалифицированных рабочих, занятых в основных отраслях промышленности. После войны рабочая армия Рура и других промышленных районов Западной Германии пополнилась миллионами переселенцев из восточных областей бывшего германского рейха. Годы нужды и голода делали как местных рабочих, так тем более переселенцев весьма сговорчивыми в отношении оплаты труда. По выражению немецкого экономиста Бадштюбнера, рабочие были готовы продавать свою рабочую силу за бутерброд.
Итак, наличие производственных мощностей, обширного внутреннего рынка сбыта и избыточной и дешевой рабочей силы в сочетании с финансовыми вливаниями из Соединенных Штатов создавали благоприятные факторы для промышленного подъема. Необходимо было лишь правильно всем этим распорядиться.
Аденауэр решительно поддерживал Эрхарда, когда тот увязывал развитие промышленности с ростом жизненного уровня населения. Взаимозависимость данных факторов составляла суть социальной рыночной экономики. Каждый год приносил не только увеличение валового национального продукта, но и пропорциональное повышение покупательской способности населения. Происходило это не стихийно, а регулируемо. Правительство, используя экономические рычаги (налоги и т. д.), направляло инвестиции в нужном направлении. Следило за ростом заработной платы и социальных выплат. Проводило строжайшую финансовую экономию, не допуская инфляционных явлений.
Канцлер не ошибся и в выборе министра финансов. Баварец Фриц Шефер стал нарицательной фигурой в стране, символизирующей предельную бережливость и скупость. Говорят, что беседу с посетителями в своем кабинете, кто бы ни пришел, Шефер начинал словами:
— Денег нет и не предвидятся.
Выбить у него лишние ассигнования было невозможно. Перед его решимостью защитить бюджет пасовал подчас сам Аденауэр. Однажды он пытался убедить Шефера произвести незапланированную выплату в долг. Тот решительно отказался.
— Долг мне никто не выплатит, — заявил непоколебимый баварец. — За мной, как раньше за обер-бургомистром Кёльна, не стоит прусский министр финансов, который не раз спасал обер-бургомистра от финансового краха.
Аденауэр не нашел, что ответить. Покачал головой и отпустил министра финансов восвояси.