Конрад Керз: Ночной Призрак (ЛП)

Повелители Ночи с присущей нострамцам поэтичностью дали планете еще одно имя: Падальный мир. Все нострамцы были прирожденными лжецами, а поэзия, как известно, главное искусство лжецов. Тсагуальса представляла собой сухую и пыльную каменную глыбу. Здесь некому было умирать и разлагаться и некому питаться трупами. Но безжизненные пустоши понравились примарху Восьмого — они воплощали собой идеальный порядок, которого он так жаждал. Порядок, который мог длиться вечность. Ничего не менялось. Любой след на поверхности постепенно скрывала пыль, которую гоняли туда-сюда мертвые ветра. Барханы из серого песка появлялись и исчезали.

Так было, пока не появились Повелители Ночи.

Керз, словно раковая клетка, принес с собой анархию. Падальный мир не менялся только потому, что был необитаем. Вместе с Повелителями Ночи на Тсагуальсу пришел низменный хаос Нострамо.

На всей планете жизнь теплилась лишь в крепости VIII легиона, возведенной для его владыки. Огромный замок из черного камня, украшенный человеческими останками, выглядел жутко. Но в этой кошмарной демонстрации достижений палаческого искусства чувствовалась своя болезненная, извращенная красота. Десяткам тысяч воинов-космодесантников требовались сотни тысяч рабов, и это множество смертных людей образовало общество, живущее по своим жестоким законам, до которых Повелителям Ночи не было никакого дела. Легион жил в состоянии упорядоченной анархии. Дисциплина страдала от бесконечных сражений и безразличия примарха. Всего через несколько десятилетий после неудачной попытки магистра войны узурпировать престол Императора от братства Астартес осталось только название. Последнее, что связывало их вместе, была общая кровь, и эта связь слабела с каждым мгновением, растворяясь в едком безумии их отца.

Среди неблагодатных каменистых пустынь Тсагуаль-сы Повелители Ночи ждали конца.

Их отец готовился к смерти.

Он собирался умереть в эту самую ночь.

На вершине башни, столь высокой, что ветра Тсагуальсы раскачивали ее из стороны в сторону, работал скульптор. Он напевал себе под нос мелодию, которую узнали бы не многие из живущих, — песенку торговца с планеты, погибшей десятилетия назад.

Мастер остановился и отступил на шаг, рассматривая результат своих трудов. Ему не понравилось.

Получилось не похоже. Да, фигура неподвижно сидела на троне, сжимая подлокотники такой же мертвой хваткой, как и человек, которого она изображала. Материалом для скульптуры служила человеческая плоть, похищенная у мертвых тел. Мастер использовал куски мяса, придавая им форму, будто податливой глине. Он потратил много часов на свое произведение, работал неспешно и размеренно, хотя и понимал, что жить ему осталось совсем недолго.

И все же вышло не то.

Скульптор был единственным живым существом в помещении. Вокруг царила абсолютно непроницаемая темнота. Только с помощью сверхъестественных способностей или теплового зрения можно было пробиться сквозь ее завесу. Мастер в некоторой степени обладал и тем и другим. Никто, кроме него, ничего не разглядел бы в этой комнате.

Он был живым богом, выросшим в мире вечных сумерек, одним из двадцати невероятных детей, созданных человеком еще более великим, чем они. Тоже в каком-то смысле скульптором.

Обитателя темной комнаты звали Конрад Керз. Отец наделил его множеством выдающихся способностей, но здравый рассудок к их числу не относился.

— Нет-нет-нет, — произнес он.

Глаза примарха, способные видеть в нескольких спектрах одновременно, проследили мерцающее облачко теплого воздуха, вырвавшееся изо рта и медленно угасающее в морозном воздухе. В моменты, когда разум прояснялся, Керз находил странным, что никогда не скучает по теплу и духоте погибшего Нострамо, хотя часто вспоминает темноту, царившую в укромных уголках приютившей его планеты. Он был обнажен, если не считать потрепанного короткого плаща из черных перьев, но не чувствовал холода.

— Так не пойдет!

Бледные пальцы, скользкие от крови, сорвали лицо статуи. Аккуратные стежки, которыми маска из плоти крепилась к черепу, лопнули. Керзу даже не пришлось прикладывать усилий. Отброшенное в сторону лицо упало на пол и тут же начало покрываться инеем.

Когда примарх приступил к работе, человек, послуживший основой для статуи, был еще жив. Винты и гвозди надежно зафиксировали его, чтобы несчастный не смог помешать вивисекции случайным движением. Его вопли наполняли комнату жизнью, но в какой-то момент он эгоистично умер, оставив Керза в одиночестве. От изначального облика пленника не осталось практически ничего: руки стали длиннее и обзавелись дополнительными суставами, там, где когда-то были две ноги, теперь находилось четыре, туловище разошлось пополам и обзавелось вторым позвоночником, голова превратилась в массу из четырех разбитых черепов, а на смену звонкому голосу пришло молчание.

Керз отступил на шаг. Босые ноги спокойно ступали по ледяному полу. Почесав окровавленной рукой подбородок, он окинул свое творение критическим взглядом.

— Лицо никак не получается… — разочарованно протянул скульптор.