— Ну что, никто не сознается? — поинтересовался Овертон. — Отлично.
Капитан дернул подбородком в направлении Элвера:
— Давайте спросим у мальчишки, как все случилось.
— Что? — Элвер неожиданно для себя обнаружил, что очень внимательно слушает командира.
Ирек и Катскин уже проталкивались к нему через толпу.
— Не думаю, что это он, — попытался вмешаться Эндсон. — Он спал в своей…
Катскин ударом кулака выбил весь воздух из груди бедняги и отпихнул его с дороги.
— Захлопни хлебало, Эндсон! — велел бугай.
Толпа расступилась, оставив Элвера в одиночестве. Ирек кивнул товарищу, и Катскин заломил подмастерью руки за спину. Люди отползли еще на шаг. Многие в толпе радовались предстоящему зрелищу. Лишь некоторые сочувственно отвели взгляд.
— Ты был немного не в себе, так ведь, Элвер? Ты
— Не знаю. Иногда у меня бывают какие-то ощущения. В этот раз — очень сильное. Но я не вскрывал капсулу. Она пугала меня.
— Ощущения, говоришь? — Ирек ухмыльнулся, переглянулся с Катскином и ударил Элвера в живот. — Неправильный ответ. Почему ты его выпустил?
Парень согнулся пополам и закашлялся. Изо рта потекла густая слюна.
— Зачем мне это делать?
— Здесь мы задаем вопросы!
«Идиот», — успел подумать Элвер, прежде чем Ирек нанес следующий удар.
— А теперь говори, почему ты это сделал!
— Я этого, драк твою мать, не делал! — прохрипел подмастерье.
Громила снова занес кулак. Он даже слегка подпрыгивал, охваченный жаждой крови. Ему действительно нравилась эта работа.
Удара так и не последовало. Из-за криков. Все, присутствовавшие на палубе, завертели головами, разыскивая источник мучительных воплей, наполнивших корабль. Они, казалось, доносились отовсюду: из коридоров, воздуховодов и даже будто бы из металла обшивки.
— Толли Кинер! — сказал Тич.
Семейство пассажиров зажало уши. Матросы побледнели. Многие, кто похвалялся раньше своей храбростью, откровенно струсили.
Звук не стихал две минуты. Элвер и не представлял себе, что человек может кричать так долго и без остановки. Все вокруг замерли, оцепенев от ужаса.
Когда последние отзвуки вопля стихли, Овертон принялся раздавать приказы.
— Ирек, — капитану пришлось сглотнуть и унять дрожь в голосе, — и Катскин. Вы пойдете и разберетесь, откуда взялся этот звук. Гравек, дуй на мостик. Запрись. Денден, отопри оружейную. Вооружи всех, кто есть на борту.
— Мне кажется, — произнес Элвер, положив руки на колени, — это очень плохая идея.
Он закашлялся и сплюнул. Длинная струйка тягучей слизи повисла на губах.
— Нужно бежать. Использовать спасательные капсулы и стыковочный челнок.
— И куда? Тут до ближайшего порта лететь два года! — ответил Гравек. — Мы подохнем в пустоте!
Команда зароптала. Голоса с каждой секундой становились громче, наливаясь страхом и злобой. Наконец Овертон закричал, перекрывая шум:
— Заткнулись! Заткнулись сейчас же! А ты, Элвер, — процедил капитан, поправляя пояс и с легким щелчком расстегивая кобуру пистолета, — заткнись
— Вы не… — прохрипел подмастерье. — Не понимаете, с чем связались…
— Еще посмотрим, — ответил Овертон.
Но они действительно не имели ни малейшего понятия, что их ждет.
6. ДВА ПОВЕЛИТЕЛЯ ТЬМЫ
— Я убил их всех, — тихо произнес Керз и тут же продолжил, упрямо нагибая голову: — С удовольствием. Они все равно были преступниками, все до одного. Интересно, сколько жизней оборвала бы моя рука, если бы Империум стал таким, каким ты хотел его видеть? Скольких мне, исполненному праведным презрением к их ничтожеству, пришлось бы убить? И это бы считалось справедливым, да?
Вопрос остался без ответа.
— А еще мне интересно, отправился ли бы Коракс по моему пути во тьму, если бы не война? Мы с ним сошли бы за близнецов. Из всех братьев он и Сангвиний были мне наиболее близки. Нет, не в плане личных отношений, конечно же. Никто из них не был мне другом, — Ночной Призрак саркастично ухмыльнулся. — Мне ведь не положено иметь друзей, верно? Но они были похожи на меня, каждый по-своему. Мы с Кораксом — порождения ночи. Я — убийца, он — ассасин. Оба одержимы справедливостью. Оба выросли среди преступников.
Примарх задрожал и провел черными ногтями по бледной коже.
— Мы шли схожими путями, и у нас должно быть так много общего… Но Коракс всегда меня ненавидел и считал жестоким варваром. Кто бы говорил! Этот благородный боец за свободу спалил бессчетные тысячи душ в атомном пламени ради своей великой моральной победы. Он прекрасно знал цену жестокости, несмотря на попытки изобразить, что это не так.
Керз покачал головой и рассмеялся:
— Знаешь, вот этого я как раз никак не могу понять. Зачем ты сделал нас сборищем лицемеров?
Он обхватил колени длинными костлявыми руками и опустил голову, пряча лицо.