В. Б. И что же нам делать в этом новом обществе? Плакаться? Вспоминать прошлое? Или стараться изменить направленность событий? Стараться повлиять на атмосферу общества? Строить новые башни?
В. Р. Все дело в человеке. В воспитании человека. На меня, например, эти рухнувшие башни никак не повлияли, я свои взгляды менять не собираюсь. Я не стал ни богаче, ни беднее. Как я получал авторский гонорар за спектакли, так и получаю. И не лезу ни в какие махинации. И не выпрашиваю ни у кого ничего. За труд свой получаю, а чужих денег чураюсь. Идти на какие-то уступки разного характера: или материальные, или идеологические не собираюсь. Еще в мою первую пьесу чиновники пытались вставить имя Сталина, я наотрез отказался. Меня уговаривали долго довольно большие люди, я не поддался. Прошло время, и те же самые люди звонят и требуют: если в пьесах есть слово Сталин, вычеркните. Я говорю: у меня нет нигде. Не верят. Этого не может быть, перечитайте свои пьесы и обязательно вычеркните. А я-то знаю, что осознанно никогда не вставлял это имя. Так никогда в жизни никто меня не мог заставить сделать то, что я не желал. Что же мне под конец жизни менять свои принципы? И ради золотого тельца тоже не буду ни перед кем угождать.
В. Б. Вы - поразительный человек, Виктор Сергеевич. Бывшие советские подхалимы талдычат одно, бывшие антисоветские диссиденты - другое. И по словам тех и других получается, что нельзя было в ХХ веке просто быть порядочным человеком и к тому же замечательным писателем. А вы - прямой укор и тем и другим. Мне кажется, вы, кроме своей порядочности и огромнейшего таланта, еще и просто умеете радоваться жизни, откровенно любите жизнь во всех проявлениях. Я знаю вас уже десятки лет, знаю о многих неприятностях и бедах и никогда не видел вас сломленным. Может быть, это ощущение радости жизни и делает вас счастливым человеком?
В. Р. Мало того, что мне удалась моя жизнь. Я, Володя, на самом деле счастливый человек. Я получил все дары Божьи ни за что ни про что. Пьесы я писал так легко, как, наверное, можно писать только в детстве. Что в голову придет, то я и писал. И все совпадало. Более того, первая пьеса, написанная в 1949 году, идет сейчас сразу в нескольких театрах. В том числе во МХАТе, главном театре страны. За что такая награда мне с неба падает - понятия не имею. Я пошел смотреть спектакль у Дорониной "Ее друзья" и пришел к выводу, что писал о чем-то важном для людей. Дружба, верность, преданность, доброта и прочие добродетели, которые вызывают аплодисменты у зрительного зала. В жизни сейчас этого очень мало. Люди истосковались по добру. Соскучились по доброте. В моей работе мне дороже всего отклики зрителей на доброту. Аплодируют не красоте жеста, не удачной игре, а доброте.
В. Б. И все-таки, счастье - в чем оно? В работе? Что вы считаете свое главной удачей? Какие спектакли запомнились?
В. Р. Очень интересный спектакль "Вечно живые" поставил Олег Ефремов. Удачны были все спектакли в "Современнике". Считаю большой удачей спектакль "Ее друзья" у Дорониной. А я эту пьесу считал проходной, несерьезной. Надо же, написана в 1949 году, а идет в 2001 году. Любой драматург был бы доволен. Георгий Товстоногов как-то сказал: "Вы извините меня, что я не ставлю ваших пьес сам, отдаю другим. Знаете, почему?" Я говорю: нет, не знаю. Товстоногов мне: "Я не могу поставить их так хорошо, как Олег Ефремов и Анатолий Эфрос. А хуже ставить не хочу". Вот искреннее признание. Анатолий Эфрос был талант на грани гения. Ему в голову взбредало такое, что не придумаешь никогда. Я видел его спектакль, поставленный в Америке, в Миннеаполисе, - отличная работа, принят был восторженно. Жалею, что из русских я один его видел. Надо нам гордиться своим искусством, своими мастерами.