Консервативный вызов русской культуры - Красный лик

В. Бондаренко. Я часто думаю: все видят эти тотальные разрушения, эту мерзость разврата и запустения, почему же не сформировалось крепкого протестного народного движения в России? Почему по большому счету народ отмолчался и в 1991 году, не подержав ГКЧП, и в 1993 году, не выйдя миллионами на улицы. Не объявив всеобщую забастовку и так далее? Вот писатели выступали с протестами громко, свою миссию, я считаю, выполнили достойно. И "Письмо к народу", и еще раньше "Письмо 74 писателей", и "Письмо 1993 года", - все лучшие русские мастера, от Леонида Леонова до Георгия Свиридова подписывали... А народ по-прежнему отмалчивался. В чем причина? Может быть, поэтому продолжаются и наши бесконечные расколы внутри патриотического движения. Ибо оно замкнуто само на себя, нет движения вширь... Возможен ли союз белых патриотов и красных патриотов, то есть людей думающих по-разному, но любящих Россию? Возможен ли единый союз государственников?

В. Бушин. Я верю в союз во имя России белых и красных. Но ведь белые-то до сих пор агрессивны. Мы же их долгое время не трогали. Я их могу понять... В советское время много было наговорено нелепостей, несуразностей об исторической России. Всех царей изображали идиотами... Конечно, историческое прошлое надо восстанавливать, но не сейчас, когда нас настигла общая государственная беда. И не надо придумывать ложь уже о советском времени. Вот Владимир Солоухин и Астафьев пишут, что войну выиграли тем, что забросали немцев трупами... Как им не стыдно было такое писать? Я не говорю, что это невозможно просто. Я сам готов не трогать царское старое, их ценности. Как правило, я защищаюсь. Мои статьи в большинстве своем носят характер ответов. Вот вышли две книги Сарнова, возмутительные, клеветнические, антисоветские. Человек бесстыдно пляшет на костях. И я защищаю оболганных, от Семена Буденного до Павлика Морозова... Я всегда защитник, и не более...

В. Бондаренко. Получается, Владимир Сергеевич, по сути, ты христианский защитник, защищаешь всех оскорбленных и униженных.

В. Бушин. Конечно, я всегда на стороне меньшинства.

В. Бондаренко. А сам ты - верующий человек?

В. Бушин. Знаешь, Владимир Григорьевич, недавно умер академик Долежаль. Ему перевалило за сто лет. К нему явилась наша журналистка и она задала ему такой же вопрос: "Вы верите в Бога?" Он ей сказал: "Девушка, никогда не задавайте такой вопрос". Это настолько лично, настолько субъективно, настолько интимно. А мы его поставили рядом с вопросом: ты за "Динамо" или за "Спартак"? Я сам однажды на этот вопрос ответил так: "Я в Бога не верю, но Он в меня верит, потому что я Его никогда не подвел..."

В. Бондаренко. И все-таки ты себя относишь к сфере православной культуры?

В. Бушин. Конечно. Я - человек крещеный. Традиционное православие и его обряды, понятия мне свойственны. Я крещен с некоторым запозданием - не с таким, как ты или Валентин Распутин, но все же с запозданием. Отец у меня был коммунист, мать тоже коммунистка, но в 1924 году приехал из деревни дед, узнал, что внук некрещеный, взял меня в охапку и быстренько отнес в церковь. Наверное, я уже ходил, мне было года полтора. Так семейная легенда рассказывает.

Кстати, потом мать вышла из партии... Сейчас говорят: такое невозможно было. А она вышла из партии, и ничего с ней не случилось.

В. Бондаренко. Если уж мы вышли на родителей, - расскажи о них. А заодно и откуда ты родом, такой непримиримый?

В. Бушин. Мать моя из потомственных ткачих, родилась и жила в Богородске, который потом стал Ногинском, там была фабричная слобода Глухово. Работала на ткацкой фабрике одного из Морозовых, Арсения Ивановича Морозова. Очень хорошо о нем говорила. Отец тоже родился в Глухове. Но у него дед был деревенский, Тульской губернии. Благодатные места на берегу Непрядвы в двенадцати верстах от Куликова Поля. Я там провел свое детство. Среди деревенской и фабричной детворы. Дед мой еще участником русско-японской войны был. В тридцатые годы на него написали донос, что у него в городе два дома построено для сыновей. Его тогда забрали. И он некоторое время сидел в Товарковской тюрьме. Отцу удалось туда тотчас поехать и даже освободить его. После этого дед вернулся к себе в село Рыльское, и вскоре его же избрали председателем колхоза. А отец в юности кончил Алексеевское офицерское училище вместе с будущим маршалом Василевским. Примкнул к красным. Затем окончил медицинский институт. Умер рано, в сорок лет. Отца часто назначали главным врачом в фабричные больницы, и мы кочевали вместе с ним. Глухово, Минино, Раменское, Кунцево... И наконец, в Измайлово. В это время он и умер, остались мы втроем у матери. Сестры вскоре вышли замуж. А я жил с матерью.

В. Бондаренко. Ты, собственно, прямой очевидец всех сталинских лет. Что ты скажешь о том времени? Были ли репрессии, нужны ли они были? Как был настроен народ?