Консервативный вызов русской культуры - Красный лик

Я, Владимир Григорьевич, уже старый человек. Прошел и огонь, и воду, и с пяток юбилеев - от пятидесятилетия до восьмидесятилетия. Вот недавно у меня на родине, в Саратовской области, по инициативе Аяцкова взяли и, не спрашивая меня, учредили премию имени Алексеева. Я даже протестовал. Не послушались. Но раз уж Аяцков с Ганичевым договорились и хорошим писателям дают премию, я только рад. Хоть так, но поддерживаю русские таланты. Конечно, не как Александр Солженицын, не на свои деньги, все расходы на премию берет на себя область. Значит, там еще уважают литературу, ценят звание писателя. А губернатор пошел на это, потому что увидел, какое отношение ко мне у саратовцев, моих земляков. Видел, как они гордятся тем, что у них известный писатель вырос. Дело ведь все-таки не только во мне. Ценит еще русский народ литературу. Три месяца на мое восьмидесятилетие проходил алексеевский фестиваль на Саратовщине.

В. Б. Знаете, Михаил Николаевич, рачительный хозяин всегда должен умело пользоваться всем тем, что дает ему земля. И сырье, и хлеб, и заводы... Но не менее важна и культура народа. Таланты народа. От этого ведь тоже уважение и к краю вашему, и к губернатору растет. Увы, чаще всего, наоборот, принижают свои же таланты. Преступно забывают о них, особенно наши политики всех мастей. Наверное, самая некультурная политическая элита сегодня правит Россией. А, по-моему, так надо беречь и лелеять каждый талант...

М. А. Так-то оно так, Володя, но ведь столько завистников даже среди писателей. Столько ненависти вызывает каждый твой успех, каждая премия. Я помню это еще по тем временам, когда был председателем Комитета по российским премиям. Тридцать претендентов, а даешь от силы троим-четверым. Остальные негодуют. Вот и сейчас прижизненная премия уже столько пересудов вызвала. Получается, что лучше бы ее совсем не было. Лучше бы никому не давать? Я представил себе человека, у которого все мыслимые награды есть, а вот алексеевской премии нет, - как лютовать будет?

В. Б. Пусть лютуют. Я считаю, Михаил Николаевич, главное - делать дело: писать, учреждать премии, выпускать журналы и газеты и этим служить русской литературе в меру своих больших или малых сил. А то, что у нас есть много скандалистов и завистников, так их везде и всегда много было. Перемелется - мука будет.

М. А. Из этого своего юбилея и учрежденной премии я понял, что далеко не простой человек губернатор Аяцков, хоть я и воюю с ним непрерывно по всем политическим вопросам, включая, кстати, и вопрос о земле. Когда он премию учредил, я говорю: вы что, меня уже к краю подталкиваете, не терпится, что ли? Он говорит: нет, по-другому, Михаил Николаевич. Разве не приятно будет молодому вашему коллеге из ваших же рук получить первую премию? И потом, вы уже все свое главное написали, когда уйдете, там писать не будете. Мы уже сейчас знаем вам цену. Нам достаточно того, что вы уже сделали...

В. Б. Ну а вы сами довольны тем, что удалось сделать? Думаю, тот же "Мой Сталинград" зрел в вас давным-давно. Но что-то мешало, почему-то откладывали. В "Солдатах" - Курская битва, в "Драчунах" впервые в литературе показали голод 1933 года, и уже под конец жизни - "Мой Сталинград". Кто устанавливал этот перечень, эту очередность? Сама жизнь? Цензура? Наитие?