Консервативный вызов русской культуры - Красный лик

Ф. К. Да. От этого я никогда не откажусь. Это вас, Владимир Григорьевич, не разочаровывает?

В. Б. Нисколько. Скорее, я и ожидал подобного ответа. Мой следующий вопрос. Назовите самые важные вехи в вашей жизни. События, которые изменили ход вашей жизни? Вехи для вас лично - не для истории, не для посторонних.

Ф. К. Самой первой вехой в моей жизни оказалось событие, которое потрясло меня до основания. Событие, которое чуть не изменило мою жизнь. Это была драка в садике в центре Тотьмы. Шел 1947 год. Лето между девятым и десятым классом. Отец еще недавно пришел с войны. А в деревне мне приходилось отстаивать, во-первых, свое имя. Право иметь такое странное для деревни имя - Феликс. Все деревенские бабы меня звали Фикусом, так им было легче и понятно, а Феликс и не выговорить. И достоинство мне приходилось отстаивать через кулаки, через постоянные драки. Я привык ходить вооруженным чем-нибудь увесистым и надежным. Время после войны было суровое. Драки были страшные на Севере. И в воскресенье, в наш престольный праздник, который всегда отмечался на Севере, на меня налетел в этом городском садике мой сверстник. У него была гиря на ремешке, у меня нож. Я ему - убери гирю, он мне - убери нож. Все кончилось тем, что не столько я ударил, сколько он налетел на нож. Нож прошел на расстоянии полсантиметра от сердца. Я пошел сдаваться в милицию. А только что были в 1946 году объявлены два указа о хулиганстве и о воровстве, по 25 лет лагерей. Меня спасло чудо. То, что он выжил, и то, что на садик окнами выходила прокуратура, и прокурор с самого начала все видел. Он видел безвыходность моего положения. Если бы я не оборонялся, тот парень меня бы убил стограммовой гирей. К счастью, он и его родители не стали возбуждать дело, только это меня и спасло. Но это событие просто перевернуло меня. В восьмом классе были переэкзаменовки, в девятом одни тройки, а после этой драки школу я кончил с золотой медалью. Я за год, поняв, что мне в жизни надо, изменил отношение не только к учебе, но и к жизни, к целям жизни. Это было первое мое потрясение.

Второе мое потрясение произошло, когда я поступил в МГИМО и за полгода понял, что поступил не туда. Я не принял этот институт, практически ушел из него, скрывая от родителей. Начал пробиваться на факультет журналистики в МГУ. Я попал пацаном на прием к заместителю министра обманным путем. Это был академик, химик, человек огромного роста, и он проникся моей ситуацией, написал резолюцию о переводе в МГУ. Без всяких звонков. Когда я пришел в МГУ, там долго выясняли, какого начальствующего Кузнецова я сын. Тогда было два больших начальника Кузнецовых: один - адмирал, другой - генерал. В МГУ же учеба пошла хорошо, затем сразу же аспирантура.

И третье мое потрясение - это, конечно, ХХ съезд КПСС, студенческое движение на факультете журналистики, которое возглавлял тогда Игорь Дедков и в котором принимало участие большое количество талантливых людей. В том числе и мы, аспиранты МГУ. Почти год мы держали оборону, многие из нас потом попали под наблюдение, историков просто посадили. Нас не посадили, но взяли на контроль. Когда я в 1956 году закончил аспирантуру, то получил практически волчий билет, с огромным трудом устроился младшим редактором в Совинформбюро. Смысл движения был в том, чтобы после ХХ съезда партии поменять состав преподавателей на факультете, приблизить его к современности. Для меня это движение тоже было этапным в жизни. Некий рубеж, он и определил период моего либерализма.

Следующее потрясение - это снятие Хрущева, я его пережил тяжело. Затем постепенное осознание русской национальной проблемы, осознание исторического пути России. Мое размежевание с теми силами, с кем был близок после 1956 года.

Ну и, конечно, рубежом был 1991 год. То, что называется новой буржуазной революцией в России. Я ее до сих пор не принял. Но понимаю, что прошлого уже не вернешь, и надо в новых обстоятельствах находить новые возможности и для русской литературы, и для самого государства, и для каждого из нас. Все определяет инициатива и энергия человека. В нашем институте я уже попытался построить работу по законам нового времени - с тем, чтобы спасти институт. И я эти задачи выполнил. При всем том, что по убеждениям я - советский человек, но дела уже вел по законам рыночного времени. Я добился того, чтобы поставить на баланс наше здание и прихватить еще соседнее, затем найти надежный банк и сдать это здание в хорошую аренду, а на эти деньги развернуть научную деятельность в институте. Может быть, эти новые условия работы были бы неплохими, при условии, чтобы страна без революций вышла на них под руководством коммунистической партии. Это китайский путь. Я убежденный сторонник китайского пути, и уверен, они еще докажут всему миру преимущества социализма. Никогда не могу простить Горбачеву его киселеобразное поведение.