Консервативный вызов русской культуры - Русский лик

В. Б. А как вы, деревенский парнишка, вдруг так приросли не к Есенину, не к земляку северному Клюеву, а к "горлопану, главарю" Владимиру Маяковскому? Откуда такая левизна в северной глухомани?

Ал. М. От учителя. Он так читал нам стихи Маяковского, что во мне зародилось желание знать всего поэта, понять его поэзию. Мне прислали в училище толстенный детгизовский том Владимира Маяковского. Я таскал его потом с собой по фронтам. И этот том у меня хранится с осколочным ранением. Я знал его наизусть. Читал солдатам в свободное время. Поэзия Маяковского возбудила во мне интерес ко всему новому в литературе.

В. Б. Что-то подобное было и у меня в юности. Сначала Маяковский, затем и все футуристы, ничевоки, лефовцы, все его окружение. Я переписывался с Лилей Брик, с уцелевшими осколками русского авангарда, а дальше уже стал искать молодых революционеров от искусства. Кстати, и первая опубликованная статья у меня была о Николае Асееве, верном его соратнике, талантливом русском поэте. Затем писал о Каменском, о Хлебникове. Охладили мой авангардный пыл как раз шестидесятники своим конформизмом и расчетливостью их "глотков свободы". Те же деревенщики оказались глубинно куда более смелыми и свободными, а их замах, как вы сами говорите, оказался более значимым.

Ал. М. Рассудит время, Володя. Я помню, как кромсали статьи и книги к 90-летию Маяковского. А когда я только задумал написать о поэте в серии ЖЗЛ, мне известный цензор всей художественной литературы Солодин сразу говорит: это только через Старую площадь. То есть через ЦК КПСС. Этот страх перед цензорами долго висел перед всеми исследователями Маяковского. Ну, не был он никогда официозным поэтом, как бы его ни возвеличивал Сталин. И потом, когда кончилось царство цензуры, я написал вновь для ЖЗЛ практически вторую книгу, так много пришлось дополнять и изменять. На 80 процентов. Мне и ныне наиболее дорога из моих книг бесцензурная книга о великом Маяковском. А потом уже мои книги о родном Севере: "Северная тетрадь" и "Моя Гиперборея".

В. Б. Вы, Александр Алексеевич, человек ХХ века, вы сейчас не стоите перед бездной? Как вы оцениваете нынешнее время? Что вы видите в будущем?

Ал. М. Не буду говорить о политике. Жаль, что сузилось культурное пространство. Потеряли при этом все народы, не только русский. Ведь многие народы сформировали свою весьма высокую культуру не без помощи русских, что бы они нынче ни говорили. И знали их благодаря русскому языку. Но не буду скрывать, нас самих тоже обогащало такое взаимодействие культур. А что сегодня? Хлынул поток западной самой дешевой и примитивной массовой культуры. Заполонил все. Тут и начинаешь взвешивать: где же и как же было лучше? А насчет нашего будущего - я осторожный оптимист. Без надежды нельзя жить даже в конце жизни. Надежда моя - на провинцию. Народ и там изменился не в лучшую сторону, но все-таки он там чище и лучше. Особенно у нас на Севере. Даже чиновники иные. А интеллигенты провинциальные - это же подвижники, абсолютно бескорыстные люди. Нищенствуют, оберегая культурное наследие всего русского народа. Может быть, они нас и спасут?

В. Б. Вы считаете себя советским человеком? Что определяет понятие "советскость"?

Ал. М. Я тебе, Володя, так скажу: да, конечно, характер, привычки вырабатывались исходя из склада жизни. Он неизживаем. В нашем прошлом мне дорого то, что люди друг к другу относились гораздо лучше, чем сейчас. Совестливее. Как-то роднее даже. Чувство коллективизма было присуще нашему народу издавна, его не большевики придумали. А уж на Севере - тем более, без чувства локтя не выживешь. И оно поощрялось всячески, не будем скрывать. Хотя и уродств в нашем времени хватало. Но вот чувство коллективизма мы нынче теряем, если вообще не потеряли. А с этим связано и чувство ответственности, чувство дисциплины в самом хорошем смысле этого слова. Ответственность не только за себя, но и за других, за всех. Это же вырабатывалось именно в советское время, при советском строе. Как будет теперь выживать без этих качеств русский народ - не знаю.

В. Б. В итоге: жизнь была более суровая, но народ был лучше. Отсюда и определенная ностальгия по былому.

Ал. М. Мне хочется надеяться, дорогой Володя, что придет пора насыщенности этим пенообразным масскультом. Надоест. И дисциплинки добавится в народе. И затоскуют по хорошему печатному слову. Человечество должно опомниться. Иначе - конец цивилизации.

В. Б. Будем надеяться на лучшее. А пока поздравляю вас от всей души с юбилеем. Как писал ваш любимый поэт: "Лет до ста расти нам без старости...". Так что 80 лет для помора - еще не возраст.

Василий Шукшин