Консервативный вызов русской культуры - Русский лик

Почему те, кто готовил и совершал революцию, выковывал новую власть, стоял у ее кормила, потом от нее же и погиб? "Бесовское наваждение", скажет читатель. Именно это-то "наваждение", по-своему нестандартное, вопреки устоявшимся логическим построениям, пытается рассмотреть в романах "Князь мира сего" и "Имя мое легион" современный писатель Григорий Петрович Климов, живущий в США. Цель дилогии - создание полуфантастической ситуации, еще одной антиутопии. Западным читателям многие сюжеты климовских произведений казались чистой аллегорией, литературным кроссвордом, наподобие романов Умберто Эко, однако читатели постарше из России хорошо знакомы с фактической стороной этой "занятной кабалистики". Для них аллегория покажется самой что ни на есть всамделишной правдой, какой бы фантастической она ни выглядела. Не только и не столько правдой факта или события. Ведь "Князь мира сего" и "Имя мое легион" - это не документалистика в чистом виде, а романы, в которых действуют реальные и вымышленные персонажи, где для реализации авторского замысла порой смещены даты, где конкретный факт воспринимается как аллегория, а дьявол рядится в образ исторического лица, где буйствует авторская фантазия, в основе которой - до боли знакомая действительность.

Сознательное замалчивание романов "Князь мира сего" и "Имя мое легион" должно восприниматься читателем так же, как былое замалчивание "Колымских рассказов" Варлама Шаламова, "Реквиема" Анны Ахматовой, "Дела Тулаева" Виктора Сержа, "Мнимых величин" Николая Нарокова, "Погорелыцины" Николая Клюева, "России в концлагере" Ивана Солоневича, "Неугасимой лампады" Бориса Ширяева, "Архипелага ГУЛАГ" Александра Солженицына...

Все версии столь массового истребления народов должны быть обязательно прочитаны. Да и так ли они противоречат друг другу? Возьмите "Дело Тулаева" Сержа и "Мнимые величины" Нарокова с их логическими объяснениями неизбежности и массовых процессов и искренних признаний жертв о чудовищных преступлениях, которые никогда не совершались. Разве не укладываются они в картину сатанинской порчи народа и государства?

И почему процессы подобных кровавых чисток общества мы наблюдаем на протяжении всей мировой истории, когда о марксизме никто еще и не слышал?

Автор не снимает ответственности за содеянное ни с жертв чисток, ни с палачей. Да и главный герой первого романа, советский доктор Фауст, маршал госбезопасности Максим Руднев, не становится ли после всех чисток сам представителем князя тьмы?

Иному читателю покажется, что в романе "Князь мира сего" мы сталкиваемся с оправданием "великих чисток", но этот флер благородства главного героя романа быстро исчезает. Сатана уничтожает себе подобных именно потому, что он очень хорошо знает их приметы. Впрочем, сатана всегда "благороден". Вспомним того же булгаковского Воланда, лермонтовского Демона или сегодняшнего беса в пьесах Михаила Варфоломеева. Таким ему положено быть, чтобы завоевывать наши души, но как омерзительны деяния его, насколько трагичен жуткий ход событий!

Уверен, что романы Климова будут пользоваться читательским успехом. Разумеется, найдется и немало противников, пытающихся или замолчать их, или облить грязью - и не только произведения, но и самого автора их.

Можно соглашаться или не соглашаться с авторской трактовкой исторических событий и поступков тех или иных героев, манерой письма Климова, методикой его подхода к оценке жизненных явлений, но я уверен в одном: каждый из нас, прочитав книгу, узнает что-то новое. В первую очередь, это мистика, демонстрируемая на фактах нашей суровой действительности.

Это, если хотите, социалистический реализм, если взять за допущение реальность сатаны и его деяний. Социалистический реализм - то есть жуткий реализм реального социализма.

Проще прочитать эти романы как социальную фантастику, как очередную антиутопию, еще один миф о двадцатом веке, занимательную кабалистику - и успокоиться. Гораздо труднее - воспринять их всерьез.

Не случайно так сложна и запутанна история публикации "Князя мира сего". Его начинали печатать такие известные эмигрантские издания, как аргентинская газета "Наша страна", франкфуртские "Грани", парижское "Возрождение", канадский "Современник"... До конца довела публикацию только газета "Русская жизнь", выходящая в Сан-Франциско. После окончания печатания обозреватель "Русской жизни" писал: "Роман Г.Климова является действительно большим происшествием, и не только в литературном мире. Совершенно понятно, почему он должен стать "бестселлером". Я сам читал его, с нетерпением ожидая следующего номера газеты и сердясь на редакцию за то, что она устроила два "выходных" дня в неделю, когда газета не выходит".

Наборщики из русских эмигрантов бегали к редактору и спрашивали: "Послушайте, неужели это правда?"