Консервация ненависти

Бакаров отошел уже на три километра и уперся в овраг, что тянулся на восток и запад метров на триста в каждую сторону. Павел осмотрел склоны. Они были пологими и внешне не таили в себе опасность. Дно неровное, глиняное, но сухое. Он шагнул вниз, и тут его левая нога поехала вместе с пластом земли, ступню вывернуло, и дикая боль пронзила все тело. Опрокинувшись на правый бок, старлей скатился вниз. Попытался подняться, но боль в ступне и в икроножной мышце не позволила сделать этого.

– Черт, черт, черт! Ну, надо же, вывих! Так глупо. И так больно, – выругался Бакаров.

Если бы при нем была боевая аптечка, он сбил бы боль и на обезболивающем пошел бы дальше, нога ведь не была сломана, однако аптечки он не имел. И что теперь? Ползти? Так он и за сутки не доползет. Придется что-то делать с ногой. Ему бы помощника, рвануть ступню, чтобы сустав вошел на место, но рядом никого. Кое-как, со стонами, иногда с криком, он вставил сустав, боль в ступне поутихла, а вот голень опухла на глазах. Видно, все же или сильно потянул мышцу, или порвал. Пришлось резать куртку и лоскутами затягивать голень, после чего он вновь попытался встать, но боль ударила по ноге, как молотом. Павел осмотрелся, ничего подходящего для костыля не увидел. С огромным трудом он поднялся на равнину, опираясь на автомат, и только в ближайшем кустарнике нашел крепкую ветвь, на которую можно было бы опереться. Срезав ее и очистив от мелких веток, используя гнущийся под весом костыль, сильно хромая и страдая от боли, Бакаров пошел дальше. Боль не давала покоя, но офицер усилием воли заставлял себя идти дальше. Как он прошел эти километры, затратив на переход более десяти часов, Павел и сам не понимал, а когда миновал ферму и вышел на окраину хутора, потерял сознание…

Девять вечера летом для молодежи любого населенного пункта – самое время для гулянья. Собрался на улицу и Коля Дунин. Но сегодня мать запретила сыну гулять. Днем Колька провинился, не залил водой бак для полива огорода, за что и был наказан. Но сердце матери отходчиво. Колька же, пообещав завтра исправить забор, добился все же своего.

Он выскочил на крыльцо и вдруг увидел непонятно как отвязавшегося пса по кличке Тор.

– Куда? – крикнул на него Николай.

Но Тор не обратил внимания на голос хозяина, он вдруг застыл, сделав стойку, повернул морду в сторону новой фермы.

– Иди на место, придурок! – крикнул на него Колька, но собака рванулась в темноту окраины хутора.

«Что там?» – подумал парнишка и побежал следом за псом.

Тор остановился перед лежащим в пыли старшим лейтенантом, рядом с ним валялись палка и автомат. Парень не узнал Бакарова, да и видел его мельком, а в темноте и подавно разобрать не смог. Он схватил автомат и побежал обратно к дому. Пес остался около Бакарова, не спуская глаз с незнакомца.

Когда Колька вбежал на кухню с автоматом, Валентина охнула, выронив тарелку, разбившуюся на мелкие куски, и опустилась на стул.

– Откуда это у тебя? – показала она рукой на автомат.

– Там, мам, военный на окраине лежит, в такой форме, в какой были солдаты, которых убили на ферме. Автомат валялся рядом, я и подобрал, от греха подальше.

– Дай-ка мне его!

Колька послушно передал матери оружие. Валентина осторожно поставила его в уступ за печью и спросила:

– Он что, лежит, и все?

– Ага. Не шевелится. Может, помер? Или кто прибил его, хотя нет, тогда бы автомат забрали.

– Давай-ка, беги к дядьке Степану, расскажи о военном, а я пойду посмотрю, кто он и что с ним. Ухват на всякий случай возьму и Тора.

– Он уже там.

– Ты отвязал его?

– Сам отвязался и за мной на улицу выскочил. Тор и почуял мужика, я-то его в темноте не видел.

– Ну, давай, беги к Гулебе. И пусть быстрее подходит.

– Ага! Бегу!

Парнишка выскочил из хаты. Следом, вооружившись ухватом и фонарем, вышла Дунина. Идя по улице, она освещала путь фонариком, пока не увидела Тора, ожидавшего возле мужчины.

Валентина узнала в лежащем офицера, который уходил с другим офицером и скотником, покойным Михаем, к старой ферме, и от неожиданности воскликнула:

– Ох ты! Тот самый! Но как? Откуда? Господи, спаси и сохрани! – и быстро перекрестилась.

Затем положила руку на запястье офицера. Пульс бился тихо, но прощупывался четко.

– Живой! Слава богу! Эй, офицер, – потрясла слегка Бакарова Валентина, – глаза открой!

Прибежал Гулеба с ружьем, в сопровождении Кольки.

– Кто тут, Валька? – выдохнул хозяин фермы.

– Тот офицер, которого вроде как захватили бандиты.

– Откуда знаешь, что кого-то захватили? – Гулеба повернулся к Кольке: – Ты растрепал?

– Чегой-то я? – насупился парнишка. – Может, сам и сказал кому по пьянке. На поминках Михая много чего говорили про тот случай.

– Я дам тебе, «сам и по пьянке»! – возмутилась Валентина. – Ну ладно, теперь это не важно. Дайте, я на него посмотрю. – Она повернула к себе голову Бакарова.

– Точно, это старший, что пошел с прапорщиком и Михаем к старой ферме.

– Он живой? – спросил Гулеба.

– Пульс есть, но без сознания.

– И чего делать?

– Воды надо плеснуть на лицо, если не ранен сильно, то должен очнуться.