Консьерж

Киллиан прекрасно помнил тот день, когда Элвис, как он не раз делал, ускользнул из квартиры и прибежал в вестибюль, чтобы надоедать ему. Тогда он любезно открыл псу входную дверь и, соблазняя его хот-догом, вместе с ним дошел до метро на Семьдесят четвертой улице. Они сели в вагон и доехали до последней станции; Киллиан не обращал внимания на укоризненные взгляды некоторых пассажиров, которым не нравилось, что собака без поводка. Они вышли в Бруклине и шли без определенного маршрута, делая зигзаги по улицам и переулкам, пока не оказались у Проспект-парка. Там Киллиан разрезал ошейник, чтобы никто не опознал пса по медальке, а потом закинул хот-дог как можно дальше. Элвис, бегущий за лакомством по траве, покрытой снегом, — таково было его последнее воспоминание о собаке. До этой минуты.

Одному Богу известно, как Элвису удалось вернуться. Киллиан не верил в удачу. Жизнь и судьба каждого существа была в руках его самого или, в некоторых случаях, в руках других. Не было такой силы, которая может управлять человеком сверху или предписывать ему что-то. Фатума не существовало и не могло существовать. Но сейчас даже ему пришло в голову, что его могли сглазить, потому что все, абсолютно все шло не так, как ему хотелось.

Он попытался напугать животное, угрожающе замахиваясь на него. Но бедный пес не отходил от стеклянной двери, он вилял хвостом, радуясь, что вновь увидел знакомое лицо. Киллиан отправился за метлой, чтобы выйти на улицу и прогнать собаку как бездомную. Но в этот момент открылись двери лифта, и из него выбежала миссис Норман, в халате и тапочках, растрепанная, со следами крема на лице:

— Элвис, Элвис!

Все происходило, как в кино. Миссис Норман плакала от радости, а собака лаяла, подпрыгивала и лизала хозяйку в лицо.

— Где же ты пропадал, милый мой? Не представляешь, как мы переживали! Как мы скучали без тебя!

Пес громко лаял и, казалось, понимал ее слова и отвечал на них. Лицо старушки было мокрым от собачьей слюны.

Женщина заметила присутствие консьержа, который начал подметать пол, притворяясь, что занят работой.

— Киллиан, погляди, кто вернулся!

— Я очень рад, миссис Норман. Вы уверены, что это Элвис?

— Конечно же это Элвис! Ты его не узнаешь?

— Я очень рад, — повторил он, — я же говорил, что он вернется.

— Точно, — со слезами согласилась довольная старушка. — Ты никогда не терял надежды. Я — да, честно говоря. Я уже думала… Но ты меня всегда поддерживал. Большое спасибо тебе, Киллиан. — Счастливая, переполненная внезапной радостью, она поднялась, подошла к Киллиану и поцеловала его в щеку: — Спасибо тебе большое, ты просто солнышко!

Киллиан не ответил. Он продолжал сметать с пола невидимую пыль.

— Девочки! — закричала миссис Норман. — Как же они обрадуются, когда тебя увидят!

Элвис радостно тявкнул.

Миссис Норман, не переставая целовать своего вновь обретенного любимца, исчезла в дверях лифта. В вестибюле воцарилась тишина. Киллиан вытер щеку, мокрую от слюны старушки и ее собаки. Он резко, зло бросил метлу на пол. Рука сильно болела. Но отчаяние продлилось недолго. В кармане два раза коротко провибрировал телефон: пришло сообщение. «Большое спасибо, Киллиан, я очень рада этим новостям. Очень хочется вернуться домой. Ты просто солнышко. Клара».

12

Он толкнул ее на матрас, еще даже не застеленный простынями, внезапно, грубо, лицом вниз, так что она даже не успела повернуться, и, полностью обнаженный, навалился на нее всем телом, лишая последней возможности спастись.

Просунув руку между матрасом и грудью девушки, Киллиан вцепился в блузку и резким движением сорвал ее. По всей спальне разлетелись пуговицы. Он швырнул блузку на пол и схватился за бюстгальтер, резко дернув бретельку назад, так, что она врезалась в кожу. Девушка застонала от боли, но негромко — ее лицо было прижато к кровати.

Несколько мгновений консьерж смотрел на ее спину. Никаких следов раздражения, вызванного крапивой и кислотой для прочистки труб. Он снова навалился на нее, прижав свой торс к ее нежной и чистой коже.

Он не стал срывать с девушки черную юбку, а просто задрал ее. Левой рукой резко стянул с нее колготки и трусики. Правой, которая все еще болела и была забинтована, он давил на ее затылок, прижимая к кровати.

Коленом он раздвинул ей ноги и вошел. Это было быстрое, грубое, животное сношение. Он судорожно двигался, причиняя девушке боль, унизительно прижимая к кровати ее тело и лицо. Рыжая девушка не могла пошевелиться — своим телом он лишил ее возможности двигаться.

Он слышал только собственное дыхание, все более быстрое и агрессивное, исступленное.

Постепенно неистовство утихло, и Киллиан, не переставая входить в девушку, стал двигаться чуть медленнее, ослабил хватку, но она никак не отреагировала. Девушка с волосами цвета меди не двигалась. Несмотря на освобождение, она была совершенно покорна.

Он перестал давить на нее и оперся руками о матрас с двух сторон от ее груди. Только тогда она пошевелилась, повернула голову, будто искала более удобное положение, чтобы свободнее дышать.