Консолидация

Дальше скалы образовали неровную череду или гребень, тянущийся до самого берега, и обходить их было нелегко. Волны поднесли его слишком близко, ударив о них бортом, так что перетряхнуло все кости. Он выставил весло, чтобы оттолкнуться. Сперва оно соскользнуло, и пришлось повторить попытку, а потом лихорадочно отгребать, пока баркас не оказался на безопасном расстоянии от зоны всасывания и прибоя.

За всем этим он не сразу сообразил, почему весло соскользнуло, почему не раздался обычный хруст и треск. Кто-то ел морские блюдечки и звезды. Скала была почти голой, не считая водорослей. Поглядев через бинокль, разглядел на скалах и чуть впереди, и еще ближе к берегу бледные круглые отметины в тех местах, где морские блюдечки не желали отрываться от насеста.

Поблизости никаких следов огня или жилья, но кто-то — человек или животное — ими кормился. Если человек, им может быть кто угодно. И все же это больше, чем было в его распоряжении вчера. В нем боролись трепет, облегчение и некоторая нерешительность. Кто бы это ни был, если это человек, он мог уже увидеть баркас. Хотел было пристать к берегу, потом одумался и выгреб обратно тем же путем, каким и пришел, обратно вдоль берега всего на одну бухту, заливчик, скрытый за другим скоплением скал, вздымающихся из океана, чтобы образовать негостеприимный остров.

К тому времени течь усилилась, и он понял, что вынужден будет тратить больше времени на отчерпывание, или на страх пойти ко дну, чем на греблю. Так что выгреб поближе к берегу, бросил якорь и вброд вышел на крохотный черный песчаный пляж, укрытый нависающими деревьями, и долго сидел там, ловя воздух ртом и стараясь отдышаться. Это последний шанс. Можно попробовать починить лодку. Можно попытаться повернуть обратно, доковылять кое-как вдоль берега до Рок-Бей. Покончить с этим, покончить с этой идеей навсегда. Оставить видение биолога в голове, не ждать ее материализации перед собой, а потом просто повернуться лицом к тому, что вызревает там, позади него. Интересно, что сейчас делает мать, где она. И тут отбрасывает в сторону накатившее воспоминание: Уитби тянет руку с полки, и Грейс у двери, ожидающая директрису.

Вернувшись к баркасу, взял все полезное, что влезло в рюкзак, в том числе и терруарную рукопись Уитби. Немного покачиваясь под весом всего этого, двинулся обратно к веренице черных скал, стараясь держаться под прикрытием вереницы деревьев. Вскоре баркас стал лишь воспоминанием, тем, что существовало когда-то, но теперь ушло в небытие.

В ту ночь он заметил огни в небе, снова отдаленные, но приближающиеся. Вообразил, что слышит рокот корабельной машины, но огни померкли, и он погрузился в сон под шорох и шепот прибоя.

* * *

В сумерках следующего дня Джон заметил движение на скалах, и направил туда бинокль. Ему хотелось верить, что эта фигура принадлежит биологу, что он узнал на фоне изнуренного неба ее силуэт, ее манеру двигаться, но он видел ее лишь в заточении. Инертной. Дезактивированной. Иной.

Сначала он потерял ее из виду почти сразу. Со своей верхней позиции на некотором удалении среди скал он не мог разобрать, то ли она возвращается, то ли движется еще дальше. Скалы и фигура сливались и расплывались, а потом настала ночь. Он ждал появления света или огня, но не увидел ни того ни другого.

Если это биолог, то она выживает в экстремальном режиме.

Прошел еще день, и он не видел ничего, кроме чаек и серой лисицы, трусившей по лесной тропке, но вдруг застывшей при виде него, а затем испарившейся в тумане, окутывающем все слишком уж долго. Его тревожило, что виденный человек мог уйти, что это место могло быть не аванпостом, а всего лишь очередной вехой в длинном странствии. Съел очередную банку бобов, экономно отпил воды из фляги. Скорчился, дрожа, в своем глубоком укрытии. Он снова подошел к пределу своих лесных умений, будучи лучше приспособленным к проселкам и внешнему наблюдению в захолустных городках, чем к жизни на природе. Подумал, что, наверное, потерял фунтов пять. И продолжал глубоко вдыхать ароматы кедров и прочей зелени, используя живое, как временное противоядие.

Фигура снова появилась в сумерках, двигаясь то ползком, то прыгая по черным скалам с такой сноровкой, которая Джону была не по зубам. Когда он через бинокль распознал в ней биолога, сердце у него подскочило, кровь забурлила, а волоски на руках встали дыбом. Эмоции захлестнули его, и он едва сдержал слезы — облегчения или чего-то более глубокого? Он просуществовал внутри самого себя настолько долго, что теперь не был уверен. Зато знал, что если она снова доберется до берега, то исчезнет в лесу бесследно. И шансы выследить ее там не в его пользу.

Однако если она увидит, что он карабкается за ней, а у него не будет шанса предстать с ней лицом к лицу, она выскользнет у него между пальцев, и поминай как звали. Это он тоже знал.