Теперь Джон ехал сквозь ночь, снова и снова выезжая к побережью, его фары выхватывали из тьмы оранжевый пунктир и белые ретрорефлекторы, а порой и серебристо-серое ограждение. Перестал слушать новости по радио. Не знал, не существуют ли деликатные намеки на надвигающуюся катастрофу, собранные им по крохам, только в его воображении.
Все больше и больше хотел сделать вид, что обретается в пузыре без всякого контекста. Что поездка будет длиться вечно. Что путешествие — самоцель.
Когда же слишком устал, то остановился в городке, название которого позабыл, едва выехав за его пределы. Заказал кофе и яичницу в круглосуточной закусочной. Официантка полюбопытствовала, куда он направляется, и он просто бросил: «На север». Она кивнула, не спросив больше ни о чем, — должно быть, разглядев в его лице нечто не располагающее к дальнейшей беседе.
Засиживаться он не стал, скомкав трапезу из-за внушавшего опасение черного седана с тонированными стеклами на парковке и потрепанного старого «Вольво» с наклейками на тему джунглей, чей владелец маячил там с сигаретой несколько дольше положенного.
Морось со стороны моря сгустилась в туман, заставив его ползти на скорости в двадцать миль в темноте, в постоянном неведении, что может вылететь на него из этой хмари. Один раз его до мозга костей тряхнул грузовик, в другой — олень промелькнул в свете фар, будто движущееся полотно, и скрылся.
На рассвете он пришел к заключению, что неважно, если даже мать солгала. Это тактическая деталь, а не стратегическая. Он всегда будет следовать этим курсом, убедив себя, что, едва переступив порог Южного предела, обрек себя вечно пребывать ни там, ни здесь, в дороге, ведущей на север. Скрюченные, истерзанные ветром деревья в тумане расплылись темными, хаотичными клубами дыма, жертвенно обращая себя в пепел, будто прозревая некую версию будущего.
В ночь накануне подъезда к городу Рок-Бей Джон позволил себе последнюю трапезу. Остановился возле шикарного ресторана под названием «Устье реки» в городке, прикорнувшем под сенью прибрежных гор в излучине реки, казавшейся анемичной рядом с волнами и полосами разноцветного песка, разбегающимися от воды, подчеркнутыми разбросанными грудами плавника и погибших деревьев, выглядевших, словно их поместили там, чтобы удержать все это на месте.
Усевшись у стойки, он заказал добрую бутылку красного вина, филе-миньон с чесноком, картофельным пюре и грибным соусом. С напускным наивным энтузиазмом слушал бахвальство Яна, опытного бармена, замаскированное под самоиронию, — забавные истории времен его работы в Лондоне, Париже и Рио — местах, где Джон ни разу не бывал. Порой тот украдкой поглядывал на Джона, обращая к нему изборожденное морщинами нордическое лицо, обрамленное длинными соломенными волосами. Наверное, гадая, не спросит ли его Контроль, что он делает здесь, среди плавника, на закраине света.
Пришло целое семейство — богатое, белое, в рубашках поло, свитерах и брюках хаки, будто сошедшее со страниц каталога одежды. Не обратившее внимания на него. Не обратившее внимания на бармена, заказавшее бургеры и картошку фри. Отец сел слева рядом с Джоном, заслоняя детей от чужака. Вот только где уж им ведать, насколько чужого. Они существуют внутри собственного пузыря: имеют почти все и не знают ничего. И говорили лишь о том, чтобы сидеть прямо и хорошенько пережевывать, о футбольном матче, который только что посмотрели и каком-то магазине в деревушке. Он им не завидовал. Не ненавидел их. Не чувствовал ни малейшего к ним любопытства. Вся история здесь, все зашифровано, превращено в бессмыслицу. Ничто из этого не имеет ни малейшего значения по сравнению с тайным знанием, которое он носит в себе.
Бармен выразительно закатил глаза в адрес Контроля, терпеливо снося меняющиеся заказы детей и легкое снисхождение в голосе отца, когда тот к нему обращался. А тем временем женщина в парадном мундире и двое ее друзей-скейтбордистов с Эмпайр-стрит эфирно собрались по обе стороны от Джона, таращась этому семейству в рот беззастенчиво голодными взглядами. Сколько же людей прошли незамеченными, не оставившими следа, неуслышанными, не задерживаясь. Угасшие во тьме дерьмовых социальных квартир и промозглых мотелей. Сделанные невидимыми. Сделанные несущественными. И сколько же из них могли быть им. Да и были им по-прежнему, трудясь здесь неведомо для этой семьи и даже бармена, все еще не покладая рук, хотя людей сводит на нет вовсе не незримая граница Зоны Икс, а весь окружающий мир.
Когда семейство удалилось, а вместе с ним и друзья Джона, он спросил бармена:
— Где тут можно взять катер? — любезным заговорщицким тоном. Дескать, я тоже пресыщенный собрат-путешественник. Собрат-авантюрист, порой закрывающий глаза на закон точно так же, как бармен в своих байках. Ты тот, кто нужно. Ты можешь меня затарить.
— Вы разбираетесь в судовождении? — осведомился Ян.
— Да. — На озерах. Недалеко от берега. Чуть дальше — и сам стал бы изюминкой одного из анекдотов Джека.