Глядя в экран, он вспомнил лекцию профессора эн-вироники на втором курсе колледжа. Суть сводилась к тому, что учреждения, даже отдельные департаменты в правительствах, — железобетонные воплощения не просто идей или мнений, но еще и позиций и эмоций. Вроде ненависти или сочувствия, утверждений типа «иммигранты должны выучить английский или никакие они не граждане» или «все душевнобольные пациенты заслуживают нашего уважения». Что в механизме, к примеру, агентства, можно не без усилия открыть не только стоящую за ним абстрактную мысль, но и конкретные эмоции. Южный предел был основан, чтобы исследовать (и сдерживать) Зону Икс, и все же, несмотря на все признаки и символы этой миссии — все беседы, досье, сводки и анализы, — в агентстве существовали и некоторые другие эмоции или позиции. Контроля огорчало, что он никак не может уяснить суть, словно ему недостает еще одного чувства — или чувствительности. И однако, как сказала Грейс, как только он слишком обживется в Южном пределе, как только закуклится в его пенатах, то из-за чрезмерного погружения в тему тоже не сможет этого постичь.
В ту ночь он спал без сновидений. Помнил, как задолго до рассвета его разбудило что-то мелкое, пробиравшееся по крыше конвульсивными рывками, но вскоре оно двигаться перестало. Чтобы разбудить кота, этого оказалось недостаточно.
012: РАЗБОРКА ЗАВАЛОВ
Утром, вернувшись на работу, он обнаружил, что одна люминесцентная трубка в кабинете перегорела, поубавив света. В частности, кресло и стол Контроля окутывало подобие полумрака. Он переставил лампу из книжных шкафов, установив ее на полке так, чтобы она была нацелена на стол слева. Чтобы яснее увидеть, что Уитби исполнил свою угрозу, оставив на столе толстый, несколько потрепанный документ, озаглавленный «Терруар и Зона Икс: Всесторонний подход». Что-то в ржавчине на массивной скрепке, впившейся в титульную страницу, желтизне машинописных страниц, рукописных пометках разноцветными чернилами, а может, вырванных и вклеенных скотчем иллюстрациях отбивало у него желание лезть в эту конкретную кроличью нору. Обождет своей очереди, что в данной ситуации может означать «на следующей неделе». Ему предстоял очередной сеанс с биологом, а также встреча с Грейс по поводу его рекомендаций касательно агентства, а затем, в пятницу, назначен просмотр видео из первой экспедиции. Среди прочих насущных дел…
Контроль открыл дверь со спрятанными за ней словами. Сделал ряд фотографий. А затем с помощью белой краски и кисти, позаимствованных в хозблоке, тщательно закрасил все до последнего слова, до мельчайшей детали карты. Грейс и остальные обойдутся без мемориала, потому что он не смог бы жить, чувствуя неослабное давление этих слов, пульсирующих за дверью. То же и с отметками роста — если это рост. Два слоя, три, пока не осталась лишь тень, хотя отметки роста, сделанные другим маркером, по-прежнему проглядывали сквозь краску. Если это отметки роста, то между замерами директриса выросла на четверть дюйма, если только во второй раз она не была на каблуках.
Покончив с побелкой, Контроль выставил две фигурки из шахмат, вырезанных отцом, чтобы заменить ими устраненные талисманы — растение и мышь. Крохотный красный петух и лунно-голубая коза из серии, озаглавленной просто «Ми Фамилия»[6]
. Петух носил имя одного из дядьев Контроля, а коза — тети. У папы были фотографии времен его юности, как он играет на заднем дворе с друзьями и кузенами в окружении кур и коз, а сад простирается за пределы видимости вдоль деревянного забора. Но Контроль помнил лишь отцовских кур — то ли традиционных, то ли наследственных. Отец содержал их в роскоши, каждую наделив именем, и никогда их не резал. «Вассальные куры», как Контроль поддразнивал отца.Шахматы стали для него коньком, потому что это хобби он мог разделить с отцом во время сеансов химиотерапии и потому что отец погружался в раздумья и тревожился, когда Контроля с ним в палате не было. Они оба заболели этой игрой, пока рак не взял свое, и хотя играли оба посредственно, зато с наслаждением. Но телесные недомогания отца подстегивали его интеллектуальную деградацию, так что и этого варианта не осталось. Книги как спасение от скуки телевизора? Нет, потому что закладка стала разделителем между двумя морями непрочитанных слов. Но с напоминанием, чей сейчас ход, шахматы остались неким напоминанием о своем прошлом, когда под конец мысли у отца уже путались.
Контроль насильно превратил папины резные поделки в шахматные фигуры: они представляли собой пеструю — и в переносном, и в буквальном смысле — компанию, не очень-то соотносившуюся со своим предназначением, потому что были переинтерпрети-рованы дважды — в первый раз из людей в животных, а затем в шахматные фигуры. Но Контроль заиграл лучше, его интерес к игре усилился, потому что абстракции сменились чем-то реальным, и результаты, хоть и комичные, казались более существенными. Ход «Абуэла[7]
съедает слона» заставлял хихикать обоих. «Кузен Умберто берет Ла Собрину[8] Мерседес».