Консольные войны

Самым подходящим человеком для этого, конечно же, была Карен. Что самое важное, она, казалось, обладала волшебной способностью делать так, что все его неприятности испарялись без следа. Она действительно была его голосом разума, любовью всей его жизни, но в данную минуту она, кажется спала.

— Эй, Карен, — сказал он, трогая ее загорелое плечо. — Карен?

Он приподнял ее солнцезащитные очки, однако яркое солнце не разбудило ее. Калински огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы разбудить Карен, и заметил, что их новорожденная дочка Келли, которая лежала на руках матери, также безмятежно спит.

— Прошу прощения, дамочки, — пробормотал Калински, соблюдая неписаное правило, которого должны придерживаться все отцы: ни при каких обстоятельствах не будить младенца, особенно когда его хрупкий и недолгий сон дает матери возможность поспать под солнечными лучами. Ему стало понятно, что Карен на этот раз никак не годится на роль хранительницы секретов.

Калински подумал было доверить тайну одной из своих дочерей (пятилетней Эшли или трехлетней Николь), но они увлеченно собирали в океане раков-отшельников и получали те впечатления, о которых сами скоро забудут и о которых будет помнить лишь их отец. Поэтому ему пришлось вернуться к чтению вчерашней The New York Times, но, как только он принялся просматривать анонсы уже прошедших бейсбольных матчей, на газету упала чья-то тень.

— Привет, Том, — произнес веселый голос. — Сложно же было тебя отыскать.

Калински поднял глаза и увидел перед собой японца с растрепанными ветром волосами. Тот пристально смотрел на Тома своими карими глазами. Звали его Хаяо Накаяма.

— Ты что тут делаешь? — спросил Накаяма, пытаясь состроить дружескую улыбку, которая, правда, больше походила на зловещую ухмылку. Калински еще только предстояло узнать, что Накаяма попросту не был способен улыбаться широко и искренне. В его круглом лице всегда было много таинственности, и выражение простых, искренних эмоций давалось ему с большим трудом.

— Ну, я пытался расслабиться и понежиться на солнце, пока ты мне его не загородил, — с изяществом выкрутился Калински. В разговорах он никогда не позволял заставать себя врасплох, и поэтому любой дискомфорт или неловкость скрывал за джеймсдиновским хладнокровием.

Тут Накаяма понял, что заслонил Калински солнце, и шагнул в сторону. Как только солнце вновь озарило его лицо, Калински улыбнулся и поприветствовал своего нежданного гостя:

— Рад видеть тебя, Накаяма-сан. Что привело тебя на Гавайи?

— Я приехал сюда, чтобы найти тебя. Как я только что сказал, сложно было тебя отыскать.

Накаяма говорил практически на идеальном английском, хоть и с едва заметным странным бруклинским акцентом. Речь его была гладкой, за исключением одной неправильно построенной фразы. Создавалось впечатление, что его ошибки не имели отношения к грамматическим трудностям, а скорее диктовались ритмом его речи. Как будто он специально время от времени добавлял в свою речь несколько ошибок, чтобы прикрыться языковым барьером и при необходимости сыграть роль беспомощного иностранца.

— Когда я услышал о твоем уходе из Matchbox, я оставил на твоем домашнем автоответчике кучу сообщений. — Накаяма попытался улыбнуться еще раз, но и в этот раз получилась какая-то жутковатая усмешка.

Калински чуть склонил голову. После ухода из Matchbox он изо всех сил старался спрятаться от всего света. Он отключил телефон, факс и вообще старался реже выходить из дома. В большом мире он ощущал себя крошечном и по возможности старался пребывать в соразмерном себе мирке. Карен удавалось хорошо справляться с его затворническим настроением. Она понимала, что чувствует он себя прескверно, и не давила на него. За годы совместной жизни ее муж уже неоднократно оправлялся от ударов судьбы, и она, конечно же, понимала, что скоро он вернется в мир куда более захватывающий, чем прежде. Да и сама она не очень-то возражала против того, что он почти все время находится дома. Для временного отшельника он был весьма дружелюбен, к тому же оказался хорошим кулинаром и порой даже принимался за стирку.

— Да, я получал твои сообщения. Извини что не ответил, — сказал Калински. — Я просто пытался немного разобраться в себе.

— Ну конечно, — произнес Накаяма. — Но разве ты не знаешь, зачем я звонил?

^{На фото: Мистер и миссис Калински во время отпуска на Гавайях}

И тут, прямо посреди семейного отпуска Калински, Накаяма сделал ему предложение стать президентом и генеральным директором Sega of America. То, что должность в высшем руководстве компании предлагают на пляже, Калински удивило не сильно. В конце концов, Накаяма был президентом Sega Enterprises, и уже давно ходили слухи, что он собирается сменить Майкла Каца, действующего главу американского подразделения Sega, человека, которого Калински знал лично и считал своим другом. Накаяма откашлялся.