– Ты думаешь?!
– Уверен, – сказал Игорь веско.
Бубнов подумал.
– Ну ладно, – и улыбнулся.
Ярченко завершающе прихлопнул по подлокотникам кресла – вот, мол, и договорились – сделал движение встать, и тут у него зазвонил телефон.
2
Максим понял, что он сидит, обхватив голову ладонями, а Никонов и Кольцов молча смотрят на него. Он отнял руки от висков, посмотрел на одного, на другого.
– Макс, – тихо и серьезно сказал Дима, – ты что?
– Что – я?..
– Как будто отключился. Сидишь, взгляд в никуда…
И Максим вспомнил.
– Я видел! – выпалил он. – Видел! Как наяву.
Секунд на десять он исчез из этой комнаты. Точно кто-то сменил картинку перед ним, перебросив его взгляд в лес: самый обычный лес, заросли средней полосы. Макс постарался пересказать все это, и Геннадий Тихонович очень заинтересовался:
– Постой-ка, Максим, постой, погоди… Ты ясно видел это место?
– Как наяву, – повторил Макс.
– Опиши-ка еще раз. Не спеши.
Полканов начал добросовестно описывать видение, стараясь не упустить ничего. Никонов ловил каждое слово, кивал, переспрашивал. Максим отвечал… и очень скоро заметил, что вопросы хозяина на редкость точны – скорее, даже не вопросы а уточнения по тексту, так сказать. Максим прервался.
– Простите, Геннадий Тихонович?..
Тот улыбнулся:
– Не за что. Я думаю, ты все уже понял.
– Я не понял! – воскликнул Дима.
Пояснили: наваждение Полканова – не что иное, как одно из мест силы, а именно тот самый, многократно уже упомянутый уголок парка. Никонов узнал его по описанию.
Тут все переглянулись и поняли, что одна мысль на троих – такое бывает. Максим испытал незнакомое чувство: сразу и осторожный и отчаянный азарт: пан или пропал! И решился – как с откоса прыгнул.
– Ну что? – он обвел взглядом союзников. – Идем?
3
– Слушаю, – сказал Ярченко сухо.
В трубке торопливо залопотал взволнованный мужской голос. Бубнов навострил уши, но ничего не разобрал, а Ярченко, понятное дело, и бровью не повел. Без выражения выслушал, без выражения сказал:
– Ясно. Принял к сведению. Пока все.
И отключился.
Вопрос все же, видимо, нарисовался на лице Павла, потому что Игорь покосился на него и счел нужным прокомментировать:
– Это по моим делам, – и встал. Встал и Бубнов.
– Ладно, я пойду, – заговорил Ярченко спокойно-деловитым тоном, – а ты давай на лежбище. И на несколько дней… как это подводники говорят: тишина в отсеках, да?..
– А ты? – вырвалось у Павла.
– А за меня не беспокойся. Я тебе позвоню.
Врет! – заголосил из глубины незримый друг. Врет, все врет!..
– Ты, главное, не волнуйся, – мягко придавил авторитетом Игорь. – Уходи в подполье и сиди себе тихо. Я сам все разрулю, не сомневайся. Все, бывай!
Он ушел. Бубнов посидел, с силой глядя в точку, потом вскочил, забегал по комнате.
– Ага! – заговорил он сам с собой, – значит, господин Ярченко, умнее всех себя считаете… Так, значит, да? Ага…
Минут пять побегав и побормотав в таком духе, он сел, крепко подумал, хмыкнул и взял мобильник.
– Умнее всех… – повторил едко. – Ну-ну.
И стал набирать номер.
4
– Ну что, – спросил Геннадий Тихонович, – похоже?
Максим смотрел на заросли – и узнавал и не узнавал.
– Кто его знает, – проговорил он неуверенно. – Как будто да, но ведь тут таких мест… И все похожи.
Никонов кивнул:
– Ладно. Давайте с другой стороны зайдем.
Вышли на поляну, обогнули ее.
– Взгляни-ка с этого ракурса, – предложил Никонов.
Максим взглянул – и обомлел.
– Мама дорогая… – вырвалось у него.
И можно не продолжать.
– Точно? – спросил Дима.
– Точнее не бывает, – подтвердил Макс.
Трое молча постояли, как бы не зная, что делать. А что делать? Не стоять же столбами, раз пришли.
Все как-то враз поняли это. Максим оглянулся. Затея эта вдруг почему-то показалась ему ужасно глупой. Нет, ну правда?.. Чушь какая-то.
Он так и хотел сказать, но сказал совсем другое:
– Пошли, – сказал и страшно удивился сам себе, и удивляясь, шел и слышал за собой шаги товарищей.
Так и дошли до той большой березы.
– Ну что? – спросил Дима, когда остановились.
Максим пожал плечами.
Постояли, помолчали. Макс поднял голову – и в этот миг налетел порыв ветра, кроны взволновались, зашумели… а когда порыв канул в никуда точно так же, как возник ниоткуда, три человека переглянулись.
Никто не хотел выразить разочарование, но ощутили его все. Никонов на правах старшего улыбнулся.
– Что, коллеги? Идем обратно, будем думать дальше.
Максим кисло взглянул на траву, кусты, листья…
– Идем, – вздохнул он.
Кольцов и Никонов шли впереди, Макс чуть поотстал. Разочарование накрыло его сильнее, чем он мог представить. Очень уж страстно захотел он, чтобы сбылось… что? Да он и сам не знал. Что-то несбыточное. М-да… На то оно и несбыточное, чтобы не сбываться.
Он шагал медленно, отдаляясь понемногу от товарищей. Голова его была задумчиво опущена, а когда он поднял ее, то не сразу понял, что вокруг царит странная тишина.
Но с запозданием понял.
Исчез привычный городской шум, к которому мы привыкаем настолько, что не замечаем его, как не замечаем стук своего сердца. Замечаем, когда это вдруг пропадет. Вот шум и пропал.
Кругом был лес, и он если шумел, то не по-городскому, а по-лесному.