— Еще четверо пусть отправляются в исследовательский комплекс. Сделайте все, что только можно. Даже можете привлечь других охотников, которых найдете, но только отключите линзы! Не допустите того, чтобы до туда добрались ренегаты. Запомните: либо они, либо вы.
Нужно было отключить линзы, а значит, следовало иметь хоть какой-то опыт в обращении с техникой. И не просто техникой, а высшими технологиями. Я уже заранее знал, что вызовутся Саша и Мария. Но вместе с ними вызвалась и Лина. А значит и я должен пойти с ней, чтобы прикрывать ее спину. Это мой долг и никак иначе.
Первый заслон был прорван и совсем близко к нам опять прогремел взрыв, подняв к небу куски камней и земли. Нас осыпало крошкой грязи. А потом посыпался камнепад. Я машинально укрыл собой Лину и прикрыл руками голову. Пару булыжников ударились о них, оставляя ссадины и синяки. Я открыл глаза и увидел, как рядом с нами приземлилась оторванная рука одного из охотников. Честно, я подумал, что сейчас меня стошнит. Но я вытерпел. Даже гемофобия не проявила себя и это, скорее всего, из-за того, что вся рука была обожжена и покрыта хорошим слоем земли, что багряной жидкости я даже не увидел.
Я уже хотел идти с Линой и остальными к исследовательскому центру, как меня остановила рука Роулинсона. Он просто положил ее мне на плечо и резко развернул к себе. Лина прекрасно видела эта и остановилась.
— Мальчишка, — кричал Роулинсон. — А ты просто обязан отправиться к Хранилищу! Я вижу твои глаза, а такие люди там будут куда полезнее чем где-либо!
Я уже хотел сказать, что у меня даже нет предмета, но что толку? Ладно, если я докричусь до него через все эту вакханалию, но и даже времени нет на простые объяснения. А Лина, уловив суть, осталась со мной. И вместо нас с Сашей и Марией отправились Серж с Юлей. Они перебежали на ту сторону заграждения, откуда мы только пришли и последовали дальше по своему пути. А нам с Линой нужно было отправляться к жилому комплексу, где и находилось Хранилище.
Я кивнул Роулинсону и услышал его ответ:
— Береги себя, tovarishch!
Он посчитал, что я русский. Это забавно. Может у меня внешность такая? Но не это меня беспокоило в эти секунды. Рядом вновь прогрохотал взрыв, опять осыпав нас землей и камнями. Но после, держа Лину за одну руку, я резко поднялся и спиной отступал за строение, посылая в ответ ренегатам патрон за патроном. Я даже не целился, просто был зол и хотел выместить эту злобу на них.
Лина делала то же самое, и я понимал, что вот она — жизнь и смерть. Это война. Мы боролись за свои идеалы, враждуя с теми, кто был против нас. Это было правильно. Но и так же — неверно. Я даже не видел своих врагов. Они либо скрывались за первым слоем наших же заграждений, либо были скрыты за густым дымом. Или и вообще скрывались во мраке наступающей ночи.
Моя и Линина обоймы разрядились как раз в тот момент, когда мы скрылись за стеной строения. Это была какая-то служебная рубка, но даже это сейчас было не важно. А потом мы просто побежали туда, куда должны были, следуя приказу.
Мы пробежали мимо арсенала и приближались уже к жилым комплексам, как я вновь услышал стрельбу. Рядом с жилым комплексом развернулась другая битва. Не такая масштабная, как на главной площади, но и здесь трещали затворы винтовок, а гильзы осыпались на мощеный булыжник. Я обратил внимание, что пара яблонь, что находились прямо посреди поля боя, просто осыпались в труху и лежали на земле.
Но это другая битва. Я обратил внимание, что здесь работает группа одного из полковников, у которого в подчинении больше 50 охотников. Но в живых я видел не больше 30. Всех тяжело раненных или мертвых оттаскивали в коридор жилого комплекса. А бой продолжался.
Мы, бежали трусцой, приклоняясь почти что к самой земле. И уже почти добежали, как я почувствовал сильное жжение в ноге. Я даже не заметил, как распластался на мощеной дорожке, стирая ладони в кровь.
Боль пульсировала в голове. И я ощущал все свое тело. Как стучится сердце, словно землетрясение. Как воздух попадает в легкие, словно мощный торнадо. И как адреналин разливается по всему телу, подобно волнам при шторме. А еще эта боль, так похожая на извержение вулкана. Острая, едкая. Болезненная.
Мне прострелили ногу. Я вижу, как брызжет моя кровь. Но ее я не боюсь. Странное чувство, что знаешь, что сам вид крови тебя пугает. Но твоя личная кровь тебя нисколько не заботит. А возможно это всего лишь защитная функция организма, которая блокирует тот участок мозга, который отвечает за страх.
Лина, подвергая себя опасности, поднимает меня. Я наступаю на простреленную ногу, и по всему телу пробегает судорога и адская боль, что я прикусываю губу до крови. Вкус крови и новая боль — ослабляет прошлую. Лина перекидывает мою руку через свою шею и тащит к входу к жилому комплексу. К ней тут же подбегает один из охотников, что занимался тем, что, уносит раненых или убитых с поля боя.