— Разберусь, — сказал директор. — Вы завтра в институте?
— В институте.
— Когда освободитесь, прошу зайти ко мне. А сейчас можете быть свободны. До завтра!
Когда Егоров-Капелюшный вышел, директор обратился к нам:
— Все так и есть, как сказал ваш военный руководитель, или вы хотите что-нибудь сказать?
— Так, да не так, — ответил Сеня Рубель.
— Ну, расскажите.
Сеня резко поднялся, стул качнулся, сидевший рядом с Рубелем Удав чуть не свалился, но, вскочив, сбалансировал и устоял, а стул упал. Удав его поднял и, держась за спинку, остался стоять. Мы смеялись.
— Александр Македонский был, конечно, великий полководец, — процитировал директор, — но зачем же стулья ломать?
Мы снова засмеялись.
— Жаль, что вы его отпустили, — сказал Рубель. — Я предпочел бы говорить при нем.
— Что ж теперь делать? — ответил директор. — Придется говорить без него.
— У нас нет летних головных уборов, и мы не будем тратить на их приобретение свои деньги. А Егоров-Капелюшный...
– Товарищ Егоров-Капелюшный, — поправил директор.
— А наш военный руководитель требовал, чтобы мы являлись на строевые занятия в головных уборах. Так что же нам, в такую погоду зимние шапки надевать? К сегодняшним занятиям мы купили вот это, — Сеня вынул из кармана, и показал тюбетейку. Мы тоже вынули тюбетейки и помахали ими. Директор обвел нас глазами и опустил голову.
— По 65 копеек, еще куда ни шло, — продолжал Рубель. — А военрук закричал, что мы издеваемся над Красной армией, и что если через 15 минут не явимся в настоящих головных уборах, он снимет всех нас со стипендии.
— Снимет со стипендии? — переспросил директор.
— Да! — закричали мы дружно.
— Продолжайте, — сказал директор.
— Он и раньше этим грозил. Что ж нам было делать? Лишаться стипендии? Строевые занятия всегда проводились один час. От звонка до звонка. Ну, мы и решились на это. — Он протянул шляпу в сторону директора.
— Кто же это у вас такой умный, что придумал взять эти шляпы? — спросил директор.
Настала тишина. Все замерли. Я сидел рядом с Сеней и видел, как у него на лбу выступил пот. Он вынул платок, вытер лоб и ответил вдруг охрипшим голосом:
— Э, нет... Я не доносчик.
— О, Господи! — воскликнул директор. — Я не собирался наказывать того, кто это придумал. Да, в конце концов, это и неважно — у каждого своя голова на плечах. Продолжайте, пожалуйста.
— Так на чем я остановился? Ага! А военрук повел нас в парк и продержал до сих пор. Кажется, все.
— А почему отказались петь в строю?
— Устали... Да и, откровенно говоря, накипело. Увел на целый день, конечно, зная, чьи это шляпы. Мы же через 15 минут в них явились. Ну, и вот...
— Может быть, еще и плясать по его желанию? — сказал Удав, все еще стоявший рядом с Рубелем. Мы засмеялись.
— Да-а... — сказал директор. — Анархией попахивает. Ребята, запомните твердо, раз и навсегда: то, что вы иногда позволяете себе в институте, в армии позволять нельзя. Там свои законы, железная дисциплина и беспрекословное выполнение приказов. Любых. Нравятся они вам или нет. Устали или нет. А когда у вас военные занятия, считайте, что вы в армии. Бреетесь?
Вопрос был настолько неожиданным, что мы молча переглянулись.
— Я спрашиваю у вас: бреетесь? Подбородки и под носом бреете?
— Бреемся.
— Ну, вот, бороды растут, а ума не прибавляется.
— Так и Егоров-Капелюшный бреется, — сказал Удав. Мы захохотали. Хохотал и директор, а, отдышавшись, сказал:
— Так и я тоже бреюсь. Поговорим серьезно. Егоров... Товарищ Егоров-Капелюшный стипендиями не распоряжается, не вправе их ни назначать, ни снимать. Он может только поднять вопрос об этом. Неужели сами не могли сообразить? Или охота была дурака повалять с этими шляпами?
— Конечно, мы знаем, что он не назначает и не снимает стипендии, — сердито ответил Мукомолов. — Но откуда нам знать, как отнесутся к его требованию снять с нас стипендии? Откуда нам знать, насколько серьезное преступление являться на военные занятия без головных уборов?
— Никто вас за это со стипендии не снял бы и не снимет. Можете и дальше приходить на строевые занятия без головных уборов или в этих ваших тюбетейках. Ну, приказал он вам сгоряча явиться через 15 минут в головных уборах, хотя прекрасно понимал, что за это время ни домой, ни в магазин не сходишь. Что вы должны были сделать? Да прийти ко мне, меня нет — к заведующему учебной частью, декану — и все образовалось бы. А вы как поступили? Не знаю как это и назвать. Вот я и спросил вас о бритье. Ладно, пора кончать. Но чтобы впредь ничего подобного не было. Прежде, чем что-нибудь сделать, надо думать. Идите, отдыхайте.
Стали подниматься. Борис Гуглий обратился к директору:
— Как нам извиниться перед преподавателями?
— Это ваше дело.
— Но не извиняться же каждому перед всеми преподавателями.
— У вас староста есть?
— Староста есть, — ответил Женя Курченко. — Но он был в зимней шапке. Директор засмеялся.
— Поди знай чья это шляпа, — сказал Мукомолов, вертя ее на пальце.
— А вы прекратите ее крутить, — сказал директор. — Это шляпа профессора Покорного. А вы отдайте мою шляпу, — сказал он Сене Рубелю.