– Да всего и не припомнишь. Ну, вот, например: сосредоточение жилищного строительства на Вознесенке на одной площадке у них считается распылением строительства, а строительство одновременно в разных местах четырнадцати поселков у них считается концентрацией строительства. А тут на их беду кто-то поправил Скрябина – не четырнадцать, а одиннадцать поселков, и это вызвало повальный хохот. Даже директора заводов смеялись.
На октябрьские праздники и долго после них стояла солнечная погода с еле заметным, мягким, чуть пьянящим ветерком. Хорошо идти по тихим улочкам, нарочно ступая по скоплениям листьев, чтобы услышать их шуршание. Как краткий миг, редкое состояние души: покой и пробивающиеся, как зеленые ростки через асфальт, радужные надежды.
Не могу вспомнить, когда я перебрался в полученную квартиру. В одну из ноябрьских суббот мне вдруг чуток занездоровилось – почувствовал себя вялым и разбитым, и в воскресенье лежал и читал на старой, частной квартире. Пришел Кривобоков с небольшой компанией новых сотрудников и знакомых – звали на прогулку в Дубовую рощу. Хотелось лежать, и я не пошел. С тех пор Кривобоков больше никуда меня не приглашал – возможно, не поверил моему нездоровью, а я не напрашивался на объяснения.
Долгие осенние и зимние вечера, дождливые или морозные, в печи – живой огонь, шумит закипающий чайник, поет сверчок, тепло, уютно, и мы вчетвером – хозяева, Петр Трофимович и я – часто после ужина засиживаемся в кухне за нескончаемыми разговорами, иногда – и за картами. А порой в субботу или воскресенье выпиваем по рюмке-другой.
Но я уже считаю оставшиеся дни до своего январского отпуска…