Конспираторы

Павел Вениаминович Кузнецов Конспираторы

«Не будите сон мира…»

Восточная мудрость

«Все это сделали книги…»

Вольтер

Это похоже на сон. Мне чуть больше двух с половиной лет. Дача на Карельском перешейке в бывшей финской деревне Мустамяки. Лето, конец июня, цветет наша поздняя персидская сирень, зной, ослепительное солнце.

Я сижу на веранде, жду. Сегодня должен приехать папа, но его все нет. Прошло полдня, солнце уже закатывается, и я забыл, кого я жду. Мне скучно.

Мама со светящимся от солнца загорелым лицом внезапно говорит: «Ну, что же ты сидишь, сейчас папа приедет, беги, встречай…».

И тут я вспоминаю, что папа должен приехать на новой машине из загадочного города под названием Москва.

Я вскакиваю и бегу – как в детстве казалось, – по очень длинной аллее с душистыми ветками сирени. Солнце слепит глаза. И внезапно меня охватывает дикая, нечеловеческая радость, какая-то преизбыточная полнота счастья. Я выбегаю на Дачную улицу и вижу приближающийся серо-голубой «Москвич». Он останавливается перед воротами. Из машины выходит улыбающийся отец. Он невероятно красив, радостен. Жара, ослепительное солнце, запах сирени и жасмина, счастье, переполняющее меня: «Папа приехал на новой машине!». Папа – автомобилист. Он может разобрать и собрать машину до последнего винтика.

Это первое воспоминание, начало жизни. До этого я ничего не помню.

* * *

Империя рухнула в бездну.

Никого из этих людей больше нет. Их смерть – это моя свобода. Иногда я сильно тоскую по ним, но именно их отсутствие дает мне право говорить: очень трудно писать о живых, намного легче рассказывать о мертвых. Я застал эпоху, когда еще встречались великие люди, их было немного. Им внимали, их слушали, они влияли на время, на этот чудовищный мир, они все были очень разными, но они создавали воздух, которым еще можно было дышать. Теперь его нет – я задыхаюсь. Метафизическое удушье. Энтропия, одиночество, распад.

Куда они исчезли? Я встречал их в Питере, Лондоне, Москве, Париже, Франкфурте, бог знает где еще. Но их больше нет. Можно бродить, как Диоген с фонарем, и превратиться в анекдот. Какой сейчас год от Рождества Христова? Я почти не помню. Возможно, я сошел с ума? Прошло несколько десятилетий, а, похоже, пронеслись века – ветер разметал все и всех, кого ценили, слушали и любили

Кое-кто, возможно, еще выжил – где-то далеко, на призрачных континентах, в какой-нибудь Канберре, Сан-Пауло или Монтевидео. Но они никогда этого не прочтут – в этом мой ужас и мое утешение. Я могу говорить: «Я мо-гу го-во-рить!.

В те далекие времена казалось, что это обыденно, естественно, так и должно быть: мир населен разными людьми большими, средними, маленькими, просто никакими. Но время способно очень быстро изменить все. Мы были идиотами и не понимали, какие сокровища свалились на нас ни за что, просто так.

Я живу на узкой улочке в Марэ, все там же, рядом с Бобуром, но выхожу на улицу либо поздно вечером, либо по ночам. Меня тоже ищут, или мне кажется, я не знаю, обо мне просто забыли или думают, что я умер – прошлое и настоящее так перемешалось, что мне не отделить одно от другого.

Когда-то вся улочка на первых этажах была заполнена китайскими лавками. Как будто они торговали кожей оптом – сумками, ремнями, поясами, перчатками, бижутерией, но на самом деле зарабатывали чем-то другим. На улочке стоял беспрерывный китайский галдеж – кричали дети, взрослые, они спорили, ругались, казалось, они вообще не могли говорить тихо.

Китайцы завоевывали этот мир, но совсем не так, как в XIX веке предсказывал философ Владимир Соловьев. Когда на улице останавливались камьоны и начиналась разгрузка, сзади возникала пробка из нескольких авто – и они все разом начинали гудеть, жизнь превращалась в ад. Сейчас улица опустела. Почти все лавки закрылись, китайцы исчезли.

В сумерки меня охватывает тяжелая давящая тоска, я больше не могу находиться в этом доме конца ХVIII столетия, я спускаюсь со второго этажа по винтовой деревянной лестнице (их до сих пор очень много в старых домах), открываю тяжелую деревянную дверь, на всякий случай оглядываюсь по сторонам и иду налево – там начинается… точнее когда-то был квартал тамплиеров. До rue de Temple – метров сто.

Замок Тампль с семью башнями и глубокими рвами был построен в начале XIII века. Тут в 1307 году (некоторые называют точную дату – 13 октября) магистр ордена Жак де Моле и его единомышленники были арестованы королем Филиппом Красивым и после долгих истязаний отправлены на костер. Аутодафе совершилось в 1314 году, и на костре Жак де Моле предал проклятию Папу, короля и всех его потомков до 13-го колена. Король и папа умерли в течение года… Отсюда и возникли «прoклятые короли», чья эпоха завершилась во времена Французской революции.