Константа связи

— Тогда ты действительно завалил настоящую тарелку, и мне даже разрешили на нее посмотреть. Не потрогать. Но рассеять слухи вокруг этого надо было обязательно. Я только знаю, что некоторые технологии, которые удалось с той тарелки получить, до сих пор под километровыми слоями сукна лежат. Лучшего времени ждут.

Вадим откинулся на спинку стула и с удовольствием протянул ноги.

— Я хотел бы тебе, майор, вот, что сказать: ты прогони этих социологов. Интуиция мне подсказывает, что ребята эти до добра не доведут.

— Да и мне они не нравятся. Особенно этот урод, — майор кивнул на дверь, — все мутит, мутит… Но ведь от них много зависит…

— Ничего от них не зависит, майор. Ты поверь мне, — грустно сказал Малахов.

— Да какой я, на хрен, майор, — так же грустно сказал военный. — Я форму на старом армейском складе нашел, да и все. Мои ребята вообще такой не пользуются, ты видел, они все в современной снаряге. А мне эта нравится. Слушай, мне иногда кажется, что «Долг» наш долго не протянет. Нельзя бороться с Зоной вот так, как бы сказать…

— Прямолинейно? Ты прав.

— Да мы и не с Зоной воюем, нам бы мир от нее уберечь. Ученым помогаем…

Майор замолчал и выпил коньяк.

— Я слышал, что народ в Зоне вас ценит. Может, и достаточно этого? Не надо мешать естественному ходу вещей.

— А кто знает, что надо? — Майора уже повело. — Куда мне было деваться? Из армии ушел, когда семью кормить было нечем, пошел в охранники, так там одна бандитва. Вот приятель в Зону потащил, говорил, бабло срубить можно. А я не бабло рубить хочу, а служить!

— Вот и служи. Все нормально. Вне Зоны ты и такой службы не найдешь. Не армия у нас, а комедия. — Вадим почувствовал, что ему давно уже надо прекращать пить. — Одно скажу, я не забуду про обещание. Дай только выбраться.

Но эти слова ушли в никуда. Майор, зажав в руке полупустой стакан, мирно спал.

Тихо, чтобы не спугнуть, Вадим вышел из штаба. У стенки сидел Шип и дремал с кровососом на коленях. Ни «долговцев», ни социолога рядом не было. Растолкав Шипа, Малахов рассказал тому, что все хорошо, конфликт улажен, и они пошли в свое убежище. Надо было выспаться перед завтрашним днем.

Глава шестнадцатая

Клянусь.

Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого от меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду проводить я свою жизнь и свое искусство.

В какой бы дом я ни вошел, я войду для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел и ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной.

Из Клятвы Гиппократа

Первое, что пришло на ум Малахову, когда он проснулся, была мысль: «А нет ли здесь рассола на „каплях“?» Вадим лежал с закрытыми глазами и с утренним ужасом прислушивался к своим ощущениям. Вначале ему казалось, что он еще не проснулся. Потом он боялся открыть глаза, уверенный в том, что именно через открытые глаза в голову вольется боль. Потом его стали мучить детали разговора с майором. Вадиму было стыдно, что он, сразу узнав майора, не сказал об этом, а пошел на конфликт. Потом Вадим стал ждать утренней изжоги. Но она не приходила. А потом остатки сна и рефлексии прогнал чавкающий звук.

Малахов открыл глаза. В микроскопическое окошко под потолком в полуподвал пробивался слабый свет. Рядом на ящике сидел Шип. Одной рукой он держал громадный бутерброд с тушенкой и, откусывая от него большие куски, громко чавкал. В другой руке у него была чайная ложка со сгущенным молоком. Ее он держал у лица кровососенка, а тот с удовольствием и, тоже чавкая, слизывал сладкую жидкость.

— Ты не парься, я за твоими попытками проснуться давно слежу, — сообщил Шип. — Так вот, в Зоне похмелухи не бывает. Жаль, нельзя в дорогу по маленькой пропустить, больно уж тушенка вкусная. Хочешь?

Вадим понял, что хочет.