— Я не думаю, что ты действительно хочешь слышать подробности, отец. — Саня повел уголком разбитых губ, склоняя голову и иронично глядя в такие похожие глаза, в которых отчетливо высветилась отвращение.
— Голос прорезался, Саш? — приподнял бровь Костолом.
— Еще бы, когда так дубасят, — хмыкнул Саня, сплевывая кровь в сторону и вновь откидывая голову назад, на стену. — Забил всю сыновью любовь на корню.
— И ты пошел любовь искать к другим мужикам? — спросил Костолом, улыбаясь так красиво, очень располагающе. При этом свежуя сына взглядом. Отрицательно качнувшего головой и с эхом утомленности, ответившего:
— Я в четырнадцать понял, что не совсем традиционной ориентации. Еще до первых побоев, так что не вини себя.
Костолом, прищурено глядя на слабо улыбнувшегося ему Саню и, приподняв бровь, с недоверием уточнил:
— Мать знала?
Саня кратко и сухо улыбнувшись, полукивнул с тенью прохладной иронии глядя в глаза отца.
— Пиздец, — едва слышно выдал Костолом качая головой и с неприязнью оглядывая побитое лицо сына. — И не отвела к психологу?
— Это не болезнь и не психологические проблемы, — Саня поморщился, пытаясь сесть удобнее. — То, что ты можешь любить человека это не проблема, отец, даже если этот человек одного с тобой пола. Проблема в неспособности любить, понимаешь? — Скепсис в зеленых глазах. У обоих. — А это… это не проблема.
— Это было два года назад, — ровно произнес Костя. — О сумме и методе ее сокрытия мы узнали именно благодаря проболтавшемуся сыну Демина. Сразу же после этого Саша прекратил все контакты с ними.
Очень сильно и весьма показательно резануло — он никогда не называл его Сашей. Никто из них. Они все называют друг друга не по принятым сокращениям имен. Только по полному имени, либо по свойски, либо креативно сокращая, или уменьшительно-ласкательно, но не так как Костолом, не обыденно. Они и Костю только Костей зовут, когда почти все называют его Рикой. А он против кличек. И ни у одного из них нет погремухи. Он не дает.
И не позволяет дать клички.
Мои похолодевшие губы так и пыталась растянуть неуместная злая улыбка, когда посмотрела на Костолома, без интереса мазнувшего взглядом по Анохину и уставившегося на своего младшего сына.
— Ты тоже голубизной отливаешь? — Костолом, когда тот отрицательно качнул головой, удовлетворенно кивнул, — хорошо. Хоть это радует. Ты про него знал? — впился взглядом в лицо младшего сына, пристально оглядывающего лицо брата, не отвечая и не реагируя. Костолом усмехнулся, качая головой и безошибочно заключил, — знал. И не сказал ему, что это ненормально? — Дождался, когда Аркаша переведет взгляд на него и приподнял бровь, удивленно глядя на сына. — Ты не сказал своему брату, что это не нормально, Аркадий? Чувства его патологические побоялся задеть? Слабак.
Костолом долго молчал, постукивая пальцами руки с разбитыми костяшками по столешнице рядом с ополовиненным бокалом с виски. Молчал долго, в глазах переливы чего-то, не обещающего ничего хорошего никому, и внезапно твердый приказ:
— Чернов, оружие. — Не глядя выставил руку, чтобы Чернов, застывший за его плечом, мгновение спустя извлекший из кобуры на боку под свободным пиджаком пистолет, подал его рукоятью в крепкие пальцы Костолома, прищурено глядящего на Костю перед собой и повелительно скомандовавшего, — замолкни. С тряпкой в сыновьях я еще могу смириться, если докажет, что не совсем тряпка, — пистолет по столу придвинут к Аркаше. — С предателем, к тому же еще и пидором, я смириться не могу. Чья девочка? — и внезапно взгляд мне в глаза. Пронзительный, прошивающий, с отчетливыми бликами безумия. Я с трудом подавила порыв сделать шаг назад и почти сразу Кир тихо вздохнул. Тотчас взгляд Костомарова на него. В зеленых глазах легкое удивление, а в интонациях сухой и тихий шелест уважения, — аппетиты возросли, Мазур? Как ты с таким гаремом справляешься-то? Ах да, Чалая же у нас перешла и теперь только по семейным праздникам появляется, а главное — стабильность, верно? — Кирилл слегка ухмыльнулся и кивнул, вызвав одобрительную улыбку Костолома, через секунду уже совсем без улыбки оценивающе посмотревшего на Аркашу. — Давай, Аркадий, нам вот это пятно на репутации в виде предателя и пидора ни к чему.
Аркаша смотрел на Костю. Едва заметно кивнувшего и очень спокойно произнесшего:
— Ты уверен, что ты этого хочешь, Жень?
— Почему ты мне в глаза никогда не смотришь, дорогой мой человек? — улыбнулся Костолом весьма добродушно, вглядываясь в лицо все так же не смотрящего на него Анохина.
Внезапно тихо хмыкнувшего и произнесшего:
— Потому что жалеть начну.
— И что же в глазах моих? — Костолом искренне изумленно приподнял брови.
— За тоннами фальши, — рассыпающийся дробящимися эхо голос Анохина, — я вижу тонны боли, Жень. — Резко повернул голову к Аркаше и выдал императивно, повелительно, без права на возражение и обдумывание, безапелляционный приказ, — стреляй.