– В то же время отец Лев I31 на римской кафедре продолжал дело отца Дамасия, – продолжал рассказывать Константин. – Он перенял у Скифов понятие о единой Троице и удачно провел его на Халкидонском соборе32. Даже название не стал менять, оставив прежнее, принятое в Тартарии – православие. И это был единственный правильный путь, для сохранения истинности вероучения.
– Халкидонский собор внес очередной раскол в христианство, – заметил Феофилакт. – Соперников не помирил, а бывших союзников сделал врагами. Армянская Поместная Церковь не приняла решения Халкидонского собора.
– Собор лишь углубил противоречия между христианскими вероучениями. Появились новые сектанты. Жидовствующие ортодоксы епархий Александрии33 и Антиохии34 при содействии «подпольных» сектантов Константинополя попытались физически уничтожить римского иерарха.
Дождавшись удивленно вопросительного взгляда патриарха, Константин объяснил:
– В то время рекс Аттила35, предводитель гуннов претендовал на звание Владыки вселенной. Он добивался этого давно и своими набегами в Арийстан36 пытался заставить местоблюстителя передать ему скипетр общемирового судьи. Поддержка цезаря восточной части империи и его влияние на царя Арийстана ему была бы очень кстати. Но цезарь Константинополя отказал ему в помощи, сославшись на раскол между Церквями Византии и Арийстана, который якобы провоцирует архиепископ Лев I из Рима.
Вот тогда и развернул Аттила свои армии на запад, под благовидным предлогом «спасения чести женщины».
– Вот оно что! – хлопнул себя по лбу Феофилакт. – А я все никак не мог взять в толк, почему Гонория37 Римская искала справедливости у неведомого варвара. Теперь я понимаю, что она обратилась к Атилле как к будущему Владыке вселенной, как к высшей инстанции, надеясь на его справедливый суд.
Константин кивнул головой и продолжил рассказ:
– Вскоре, по официальной версии, «разгромленный» на Каталаунскких полях38 Аттила, прошел по городам Северной Италии, оставляя на их месте дымящиеся руины. На подступах к Риму Аттилу поджидала депутация цезаря Запада. Они вытолкнули впереди себя отца Льва I.
Римляне были готовы на все, чтобы не видеть нового погрома в своем городе. Готовы были безоговорочно признать Аттилу Владыкой вселенной, выполнить прихоть Гонории и даже пожертвовать своим иерархом, – сказал Константин презрительно. – Отец Лев стоял коленопреклоненный на пути «злобного» гуннского войска. Он в мольбе смотрел в небо, подняв над собой равносторонний крест, который мессиане прозвали «знаком зверя». Такой же крест, какой был и на знаменах Аттилы. Ведь согласно восточным верованиям Крест, или Хач, или Ваджра – это символ оружия Верховного божества Неба, защищающий от нечисти. – Константин снял со стеллажа свиток и развернул его. – А вот, например, что пишет христианский автор III века Феликс Минуций: «Что касается крестов, то мы их совсем не почитаем, нам не нужны они, нам, христианам. Это вы, язычники, вы, для которых священны деревянные идолы, вы почитаете деревянные кресты, быть может, как части ваших божеств, и ваши знамена, стяги, военные значки, что другое из себя представляют, как не кресты, золоченные и изукрашенные?»39. И он не единственный, кто так думал. – Константин отложил свиток и взглянул на Феофилакта. – Чтобы ни наговаривали на воинов из Скифии, одно неоспоримо. Все они, от вождей и до последних оборванцев, очень уважительно относятся к божьим служителям, жрецам. Каких бы верований те не придерживались. Поэтому наступающая армия остановилась перед коленопреклоненным священником. Оказывая уважение жрецу, Аттила сошел с коня и поднял отца Льва с земли. После этого вождь и патриарх уединились для беседы.
– О чем говорил папа Лев с Аттилой, никто не знает,– заметил Феофилакт. – Зато все знают, что он дал Аттиле прозвище «бич Божий».
– Не знают или не хотят об этом говорить? – Возразил Константин. – Впрочем, догадаться не трудно. Вера в единство Троицы была присуща северным варварам изначально. Не надо забывать, что и сам Аттила был из Астингов40, т.е. частично скифин. Поэтому отец Лев доказал Аттиле чистоту своих убеждений и устремлений, а вождь гуннов убедился, что его руками пытались свершить неправое дело. И совсем не зря отец Лев назвал вождя гуннов стоящего на позиции защиты православия – карающим орудием Бога. В устах патриарха – высшей похвалой и достоинством. На страх жидовствующим сектантам!
Вот так вечный город был спасен от разорения. Ссылаясь на поддержку Аттилы и свой заслуженно возросший авторитет, отец Лев I, выдвинул идею о верховенстве римского патриарха над другими христианскими епископами. И благодаря этому он смог, наконец, навсегда заставить граждан империи отказаться от символов первых христиан: обрезания и рыбы. Обновленными символами принадлежности к христианству стали после этого омовение от Иоанна Предтечи41 и равносторонний крест предложенный Константином Великим.
– А разве не Иоанн Креститель был тем пророком, который впервые окрестил Иисуса в водах реки Иордан?