Вскидываю руки. Кунаи устремляются за мою спину, в разные стороны, прямо в воздухе незначительно изменяя траекторию направления из-за изменений свойств нити, к которым они привязаны. Отбиваются от стены, встречаются, перематываются.
Сжимаю напряженные кулаки, держу руки скрещенными перед лицом. Не оборачиваюсь. Я и так знаю, что человека позади меня оплели нити. Если сейчас я и не смогу его порезать на пласты из-за нехватки физических сил, то травмировать и опрокинуть запросто.
— Поразительное умение подкрадываться, — тихо говорю. — Признаю, услышал в последний момент. Кто ты?
— Обернись и узнаешь.
Так и делаю, не поднимаясь со ступеньки. Мужчина среднего роста, азиат. Черноволосый. В обычном свитере и джинсах. Ничего примечательного, кроме того, что на нити он почти не обращает внимание. Они порезали одежду, но не кожу. Сумма крепости? Как у меня? Тогда я ничего не смогу сделать… Избавиться от нитей, если они не причиняют боль, проще простого.
Поэтому чтобы не показывать свой очевидный недостаток, возвращаю кунаи обратно, засовываю их в рукава рукоятью вперед. Встаю:
— Еще раз спрашиваю. Кто ты?
Мужчина неожиданно скромно улыбается, чешет затылок:
— Эх, ну конечно же ты не помнишь. Сколько лет прошло, а, сын?
Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
Явился, не запылился. Только тебя мне не хватает сейчас.
Глава 13. Родная кровь
— Эх, ну конечно ты не помнишь. Сколько лет прошло, а, сын?
Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Вот только его мне не хватает для полного счастья. Явился, как говорят, не запылился. Кстати, а сколько лет прошло? Единственное, что я знаю, он бросил нас, когда мне было три. Похоже, бывший носитель этого тела не встречался с отцом. Не удивительно. Мать про него вообще говорить не хочет. Как раз сегодня хотел узнать подробности про семью Киба. А то матушка неплохо так слилась в последний наш телефонный разговор.
— Много, — коротко отвечаю я, жду, когда он заведет со мной разговор.
Похоже, отец ждал, когда я вернусь из школы, но не хотел заходить домой. Услышал, как я харкался собственными легкими на лестничной площадке.
И я уже сделал два вывода об этом человеке. Первое. Он крадется так же тихо, как и тени в особняке Мацуо. Второе. У него сумма тела: крепость. Как и у меня. Нити ему не страшны. Как и кунаи. А вот если бы они были заряжены суммой…
Отец продолжает ломаться. Либо он весь из себя скромняшка, либо придуривается. Учитывая умения, скорее второе:
— Слушай… я просто тебя хотел увидеть…
Удивительное совпадение. Как только обо мне в школе стали сплетничать даже тараканы на кухне для беляков, так сразу папочка объявился. И что ему надо? Денег?
— Вот он я, — развожу руками.
Стараюсь не показывать негатива, но и радоваться нельзя. С новыми людьми, которые меня хоть как-то знают, нужно показать себя нейтрально. Чтобы они сами рассказали мне, каким они привыкли меня видеть, и как я должен выглядеть по их мнению.
— Вот он ты… Слушай, не хочешь перекусить? Тут кафешка рядом.
Отвечаю, не задумываясь:
— Хорошо.
Смотрю на телефон, быстро набираю маме «Опоздаю. Все хорошо». Мы вместе спускаемся, отец задает разные и банальные вопросы из разряда «Как дела? Как брат, сестра? Как учеба?». Отвечаю все также коротко и просто.
Отец приводит меня в пиццерию «Дома-Пицца». Садимся за столик, разукрашенный в стиле пиццы.
— Заказывай, не стесняйся, — скромно улыбается отец и берет меню. Следую его примеру.
Заказываю самую дорогую пиццу — с красной рыбой и ананасами. Серьезно? Это вообще сочетаемые ингредиенты? Отец никак не реагирует на мой выбор. Не морщится, что дорого. Сам берет четыре сыра и колу без сахара.
Официант принимает заказ, отходит.
— Сынок, слушай, я бы хотел… попробовать все заново.
Вздергиваю бровь. Отец поднимает руки:
— Прошу, давай без поспешных выводов. Я понимаю, как это выглядит. У меня были проблемы. Очень большие. Я просто не мог вас подставлять. Сейчас я их решил и могу попробовать все исправить. Понимаю, что поздно, но…
— Поговори с мамой, — перебиваю. — Почему не начал с нее?
— Чтобы… она не настроила вас против меня. Я хотел, чтобы сначала выслушали вы… Но сначала скажи, сынок. Мамин рак больше не прогрессировал после ремиссии?
А у нее был рак? Надо же.
— Нет, все хорошо, — качаю головой.
— Ясно-о-о. Хорошо, просто замечательно… А то переживал, но узнать не мог. Она что-нибудь говорила обо мне?
Сердце отца бьется медленно, ритмично, как у спортсмена. А выглядит как обычный беляк среднего достатка.
— Не особо.
— Вот как. Жаль…
Приносят пиццу. Какое-то время едим молча. Пицца с ананасами — дрянь.
— Слышал, ты пробудился. Да и вообще слышал всякого о тебе, — как бы невзначай говорит он.
— Ты поэтому пришел…
Отец вздыхает:
— Отчасти, да. Или… если уж честно, то совсем да. Не буду тебе врать. До меня дошли слухи, что мой тихоня-сын вытворяет. Но, клянусь честью, это лишь поторопило меня. Я давно хотел с вами встретиться.
Он ест пиццу вилкой и ножом, которые достал из кармана. Продолжает:
— Это правда? Ну то, что все говорят?
— А что говорят?