Константин Коровин вспоминает…

Шаляпин быстро вытащил лодку на отлогий берег, и мы пошли по тропинке к дороге. Шаляпин взял у меня картуз и отдал мне шляпу. Справа от дороги была навалена масса бревен. Шаляпин шагал широко и ловко. Глядя на него, я подумал: «А страшновато, должно быть не зная - кто он, встретиться в глухом месте с этаким молодцом со светлыми ресницами». В его огромном росте, сильных движениях была некая разбойничья удаль.

- Вот он, трактир, за бугром, - сказал Шаляпин.

* * *

Мы подошли к двухэтажному деревянному дому. Сбоку у входа на большой вывеске вкривь и вкось было написано «Трактир».

По деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Пахнуло чаем и квасом. В трактире было мало народу.

Сели у окна за столиком. Подошел половой. Шаляпин заказал расстегаи. Из-за стойки смотрел на нас краснорожий, с черной бородой, трактирщик. Пробор посередине, кудрявые волосы блестели от помады.

- Это сын, должно быть, - сказал мне Шаляпин. - А трактирщик-старик, видно, помер.

Расстегаи - горячие, масленые, с рыбой - были действительно замечательные. Половой подал водку.

- Может вам анисовой аль березовой? - крикнул нам из-за стойки трактирщик.

- Давай березовой, в тон ему отозвался Шаляпин. - А не сын ли будешь Петра Гаврилова.

- Сын. А вы что - отца знали?

Трактирщик, выйдя из-за стойки, подошел к нам.

- Присядь, - сказал Шаляпин.

- Илюшка! - крикнул хозяин. - Ну-ка, подай тешку балыковую. Гости хорошие. А вы ярославские али как?

- Был ярославский, а теперь в Москве живу, - ответил Шаляпин.

- А при каком деле? - спросил трактирщик.

- Дровами торгую.

- Так-так. Чего ж, дело хорошее. Бывали, значит, при отце?…

Трактирщик как-то хитро и испытующе посмотрел на нас.

- Так, так… У меня третьеводни какое дело вышло. Тоже. Пришли молодцы этакие, одеты по-богатому. Пили, вот пили. Такой разгул завели. Вдруг полиция - да сколько! - прямо на пароходе причалили и всех их забрали. Самые что ни на есть мошенники. Вот которые в карты по пароходам обыгрывают. Один все-таки убежал. Говорят, главный… Вот, покушайте-ка тешечки, - сказал трактирщик, - первый сорт.

В трактир ввалилась толпа здоровых, загорелых, в белых рубахах и лаптях людей.

- Бурлачье, - презрительно сказал хозяин. - Илюшка, отворяй окошки, а то воздух испортят.

Бурлаки, шумно смеясь и бранясь, заняли столы и скамейки. Кричали:

- Давай щи жирнищи, поглядывай! Сморчищи не дай, а то на голову выльем!

Бурлаков все прибывало. Толпой у стойки они пили водку. Половые подавали щи в больших деревянных мисках. Появился, с завязанным глазом, гармонист и сел в сторонке.

Наступила тишина: бурлаки хлебали щи молча. Никто из них на нас не обратил никакого внимания. Из кувшинов разливали квас. Некоторые пили водку.

Похлебав щей, сразу все заговорили. И опять замолчали, когда подали белужину.

- Ну что ж ты, играй! Запузыривай!

Гармонист запел, подыгрывая на гармони:

Вот и барин в шляпе ходит…

Песня была непристойная до невозможности. Шаляпин встал, подошел к стойке и спросил у хозяина карандаш и бумагу. Вернувшись к столу, сказал:

- Надо, брат, это записать, больно здорово.

Вытащив кошели, бурлаки бросали деньги в шапку - собирал один. Сосчитав деньги, он пошел к стойке платить хозяину и дал несколько медяков гармонисту.

Бурлаки все разом поднялись и вышли. Было видно из окна, как они бегом бежали по дороге и завернули за бугор к Волге.

Гармонист подошел к нам и протянул картуз:

- Ну-ка, дай ему двугривенный, - сказал Шаляпин.

Я дал гармонисту полтинник и спросил:

- Отчего песни все похабные такие поете?

- Э… - покачав головой, ответил гармонист, - других-то слухать не будут. Это бурлаки, тверские, самый озорной народ. Барки тянут. А вот лес которые гонят - архангельские, с Поморья, - те староверы, тем не споешь этаких песен, морду набьют. Тем духовные подавай.

Мы пошли обратно по дороге к лодке. У самой воды нас догнал полицейский и сказал хриплым голосом:

- Простите за беспокойство, - не я прошу, а служба велит, - позвольте узнать ваше звание.

Ни у меня, ни у Шаляпина паспортов с собой не было. У меня была в кармане только бумага на право писания с натуры. Я дал ее полицейскому.

- Очень хорошо-с.

- А он, - показал я на Шаляпина, - артист императорских театров Федор Иванович Шаляпин.

- Как-с? Да неужели? Господин Шаляпин! Вот ведь что, господи. В Нижнем-то вы пели, я был при театре тогда в наряде. Эх, ведь я в пяти верстах живу отсюда. Сейчас пару достану. Ежели бы ко мне, судаком отварным, с капорцами соус, угостил бы вас.

- Давайте адрес, мы как-нибудь приедем, - сказал Шаляпин.

- Сделайте радость, господин Шаляпин, и карточку вашу захватите, пожалуйста.

Он вырвал из книжечки бумажку и записал адрес.

- Ежели милость будет, черкните дня за два. Я всегда по берегу здесь. Мы ведь береговая полиция.

- А каких это вы жуликов третьего дня поймали здесь? - спросил Шаляпин.

- Шулера это. На пароходах обыгрывают. Главный-то из рук ушел. Прямо в землю провалился. Привели на пароход, он и пропал. А у него все деньги. А тех тоже выпустили. Знаем, а доказать нельзя…