Константин Коровин вспоминает…

По- видимому, речь идет о картине «Лето», изображавшей, по выражению Поленова, «болото с лягушками» ( Сахарова Е. В. В. Д. и Е. Д. Поленовы. С. 270). Картина экспонировалась на Передвижной выставке в 1879 году и была куплена Д. П. Боткиным.

( обратно)

132

И. С. Тургенев, как утверждается в статье, написанной явно со слов Коровина, однажды непосредственно вошел в его жизнь: на второй ученической выставке писатель приобрел этюд Коровина «Березы» ( Немирович-Данченко Георгий. К. А. Коровин. К 75-летию со дня рождения // Иллюстрированная Россия. 1936. № 50. 5 декабря. С. 9). Из дошедших до нас документов видно, что на этой выставке, проходившей с 25 декабря 1879 года по 7 января 1880 года, были две работы Коровина - «Жнитво» и «Березы», и последняя из них была там же продана за 35 рублей (не издано; хранится в ЦГАЛИ). Однако Тургенев в это время в России не был и приехал на родину спустя месяц после закрытия выставки. Не исключено все же, что писатель, как никто знавший бедственное положение учащихся и с готовностью помогавший многим молодым людям, просил кого-либо из своих знакомых посетить выставку и приобрести работу нуждающегося и талантливого ученика.

( обратно)

133

Видимо, слово «Кудальня» - типографская опечатка. С осени 1882 года, то есть когда Поленов стал преподавателем Училища и когда его посетил Коровин, он жил на Божедомке в Самарском переулке в доме П. И. Толстого ( Сахарова Е. В. В. Д. и Е. Д. Поленовы. С. 743).

( обратно)

134

Мариано Фортуни (1838-1874) - испанский художник.

Произведения Фортуни восхищали многих русских художников - Чистякова, Репина, В. и Е. Поленовых, Врубеля, Головина и других. Вот, например, как отзывался о нем Поленов, посетивший в 1875 году в Париже посмертную выставку его работ: «…меня лично охватил и поглотил один художник, произведения которого составляют, по моему пониманию, самую высокую точку развития нашего искусства; он, как мне кажется, есть последнее слово художественности в живописи в настоящее время «…» Он соединяет со строжайшим, но не условно мертвым академическим, а жизненным рисунком, с неуловимо тонким реальным, хотя и личным, чувством цвета (его картины, если так можно выразиться, серебристо-перламутровые) самое правдивое сопоставление предметов, как оно в живой действительности только и бывает, и потому до поразительности новое и своеобразное» ( Сахарова Е. В. В. Д. и Е. Д. Поленовы. С. 171-172). Репин, познакомившийся с работами Фортуни тогда же, что и Поленов, писал впоследствии: «Фортуни поразил всех современных художников Европы недосягаемым изяществом в чувстве форм, колорите и силе света» ( Репин И. Е. Далекое близкое. М., 1964. С. 323.

( обратно)

135

Такой же отзыв Репина воспроизводит Поленов в письме жене от 8 марта 1891 года: «Сегодня я обедал у Репина. Он только что вернулся с нашей выставки и ужасно хвалил ее. Особенно ему нравится Касаткин, по живописи - Костя Коровин. Он говорит, что чудесный прием, чисто испанец старинный, только строже надо рисовать и вообще учиться - талант огромный…» ( Сахарова Е. В. В. Д. и Е. Д. Поленовы. С. 464).

( обратно)

136

Речь идет о «Портрете хористки» (ГТГ). На обороте холста Коровин впоследствии написал: «В 1883 году в Харькове портрет хористки. Писано на балконе в общественном саду коммерческом. Репин сказал, когда ему этот этюд показывал Мамонтов, что он, Коровин, пишет и ищет что-то другое, но к чему это - это живопись для живописи только. Серов еще не писал в это время портретов. И живопись этого этюда находили непонятной??!! Так что Поленов просил меня убрать этот этюд с выставки, так как он не нравится ни художникам, ни членам - г. Мосолову и еще каким-то. Модель эта была женщина некрасивая, даже несколько уродливая» (Константин Коровин. С. 157). Упоминание Коровина о гравере-офортисте Н. С. Мосолове позволяет уточнить, что «Портрет хористки» был отвергнут не петербургским Обществом поощрения художеств, а Московским обществом любителей художеств, членом комитета которого был Мосолов.

( обратно)

137

Интересно отметить, что мать художника В. А. Серова Валентина Семеновна наблюдала тогда подобное в Петербурге в компании ее сына, Врубеля и В. Д. Дервиза: «…вырабатывались новые взгляды на живопись; грядущий „модернизм“ уже носился в воздухе; прогрессивные веяния еще не вылились в осязательную форму: молодые друзья-художники только чаяли будущее в художественном движении. Помнится, тут впервые был брошен смелый вызов „старикам“, то есть передвижникам: идейность, тенденциозность в живописи рьяно отрицались.

- Пусть будет красиво написано, а что написано, нам не интересно…

- Значит, и этот самовар, если будет красиво написан, имеет право называться художественным произведением?

- О, всеконечно, - дружно отстаивали художники свою точку зрения с преувеличенным подчеркиванием. Оно было вызвано азартным отстаиванием со стороны пожилых поклонников направления передвижников» ( Серова В. С. Как рос мой сын. С. 105).