Константин Коровин вспоминает…

Сам не лишенный таланта острослова художник В. В. Переплетчиков, как можно судить по его дневниковой записи от 7 сентября 1902 года, явно уступал в этом Коровину: «Конечно, есть деловые разговоры, а есть и так - поэтическое произведение… Возьмем, например, Константина Коровина, иногда он в своих импровизациях достигает настоящей поэзии. Я не хочу сказать, что разговоры эти гроша медного не стоят, нет, я сам большой охотник до них, в эти минуты многому веришь. Иногда у себя вечерком Коровин импровизирует увлекательно, особенно когда он чувствует атмосферу благоприятную «…» Импровизация касается всего, жизни, искусства»[12].

По прошествии многих лет современники не могли забыть то, что услышали от Коровина. «Как же талантливо и ярко рассказывал он их, - с восхищением писал на склоне лет В. С. Мамонтов, - если через 60 лет, протекших с тех пор, я помню все его повествования почти до мельчайших подробностей»[13]. Подобные высказывания встречаются неоднократно в мемуарных записях современников[14]. Коровина-рассказчика можно ярко представить себе, глядя на его фотографию, исполненную в начале 1930-х годов в Париже фотопортретистом Дмитрием Вассерманом.

Учитывая общительный и экспансивный характер Константина Алексеевича, можно сказать, что он почти ежедневно в течение десятков лет оттачивал и отшлифовывал свои импровизации, придавая им в конце концов вполне законченную форму. Таким образом, еще тогда, когда Коровин в кругу друзей делился различными историями и случаями из своей жизни, он, сам того не ведая, исподволь как бы готовился к писательской деятельности.

В частично дошедшем до нас архиве художника, преимущественно дореволюционных лет, имеются материалы, которые свидетельствуют о том, что временами у Коровина была насущнейшая потребность записывать свои впечатления, мысли, высказывания товарищей. Делал он это, как видно из этих заметок, эпизодически, когда у него что-то не клеилось и он бывал не в духе. Самая ранняя из них относится к 1890 году.

Совершенно неосновательным является утверждение искусствоведа Н. М. Молевой о том, что «мысль написать воспоминания впервые появляется у Коровина в начале 1890-х гг.»[15]. Тогда художнику было около тридцати лет, у него не имелось часа свободного: помимо живописи он был увлечен театральной работой, едва поспевая делать декорации и костюмы к быстро сменявшимся постановкам. Такой лихорадочный темп жизни продолжался годами. Если ему и приходилось в силу некоторых обстоятельств высказываться по вопросам искусства или делиться воспоминаниями, то это было на ходу, в кругу представителей печати. Примечательно, что в дореволюционной прессе обнародовано свыше шестидесяти интервью и бесед с Коровиным (из них более сорока до сих пор не известны специалистам) и только одна статья, написанная им самим. Даже тогда, когда сообщалось, что появится его статья (извещение в журнале «Рампа и жизнь» в 1914 году), Коровин своего обещания не выполнял и статьи не писал. Правда, в том же году на страницах московского журнала «Заря» были напечатаны два его мемуарных очерка: «Как мы начинали» (о себе и Левитане) и «Причуды Шаляпина». Однако весьма возможно, что эти очерки представляют собой ответы на анкеты, проводившиеся журналом среди деятелей искусства и литературы, записанные сотрудниками редакции и опубликованные под именем Коровина.

Лишь в первые годы революции, когда Константин Алексеевич очутился в глухой деревне и оказался временно оторванным от художественно-театральной деятельности, когда весь привычно стремительный ритм его жизни был резко нарушен и у него оказалось много свободного времени, он предается дорогим его сердцу воспоминаниям о прошлом и близких ему людях, одаривших его вниманием и любовью. Так родился целый цикл мемуарных очерков, в которых он с благодарностью говорил о своих родных, об учителях и товарищах. (Попутно отметим следующую особенность Коровина-мемуариста: как бы ни были иногда испорчены его отношения с кем-либо из современников, что видно из свидетельств других лиц, сам Коровин ни в одном очерке не обмолвился о таких неприятных моментах и не выразил никому ни упрека, ни порицания.) Очевидно, был рассказ и о работе в театре. Естественно, что эти воспоминания соседствовали с размышлениями о художественном призвании и творчестве, о судьбах знакомых и друзей. 18 июня 1922 года в литературном приложении к восьмому номеру берлинской газеты «Накануне» появилась заметка, в которой сообщалось, что Коровин пишет воспоминания для готовившейся монографии о нем. К большому сожалению, никакой монографии тогда не появилось и эти мемуарные записи художника стали известны (они сохранились не полностью) лишь после его смерти.