Константин Павлович

Итак, за Константином стояла реальная сила, гораздо более внушительная, чем малочисленная «немецкая» партия и Российско-американская компания Марии Федоровны. Цесаревича вопреки его воле хотели возвести на престол приближенные, надеявшиеся на его милостивое по отношению к Польше и к ним самим правление. Заговор был предупрежден — генерал Красинский открыл великому князю о готовящемся замысле, и всё разрушилось. Добавим также, что, как показывает современный исследователь Ольга Эдельман, Константин мог не желать появляться в столице еще из-за опасения, что в Петербурге его буквально вынудят принять корону: судя по дневникам периода междуцарствия, Николай поначалу вполне искренне не хотел царствовать^{386}.

Слухи

«Посадили Константина Павловича на царство, но которого Польша упросила остаться у них королем, а то мы без тебя пропадем; у нас такого короля не бывало и нас без тебя паны разорят, то он послушал и отказался от русского престолу».

«Будто бы цесаревич домогается быть вице-королем Польши, с тем, чтоб в Царстве Польском присоединить не только Белоруссию, Литву, Волынию и Подолию, но и Смоленскую и Киевскую губернию»^{387}.

ПРИЮТ СПОКОЙСТВИЯ

Цесаревич не объявил истины до тех пор, пока не убедился в ней сам. Выяснилась она в двухнедельной переписке с братом и императрицей. Обратимся вновь к этому челночному движению между столицей и Варшавой, от которого до сих пор пестрит у историков в глазах.

26 ноября в Петербург пришла весть о смерти государя, 27-го Петербург присягал новому государю Константину Павловичу. В тот же день Николай призвал одного из ближайших друзей Константина, действительного статского советника Федора Петровича Опочинина. Николай попросил его отправиться в Варшаву, с тем чтобы привезти от Константина формальное отречение — на этом настаивал Милорадович. По дороге в Варшаву, в Нарве, Опочинин встретился с великим князем Михаилом Павловичем, который ехал в противоположном направлении — из Варшавы в Петербург, с письмами цесаревича об отречении. Опочинин повернул назад, решив, что писем будет достаточно. Михаил Павлович приехал в столицу 3 декабря, но, к всеобщему изумлению, не торопился присягать Константину — сейчас же пошли разговоры, недоумения, и спустя два дня Михаил Павлович скрылся от толков прочь, 5 декабря опять отправившись в Варшаву якобы для того, чтобы успокоить Константина Павловича относительно здоровья императрицы (но на этот раз до Польши он так и не доехал и снова вернулся в Петербург).

Вечером 2 декабря фельдъегерь привез, наконец, в Варшаву известие о присяге Константину. Присяга многое меняла, дело было сделано, Россия обещалась служить новому императору — ему оставалось лишь согласиться царствовать или же лично приехать в столицу, чтобы публично, на глазах народа подтвердить свой отказ от престола. Но вместо Константина 6 декабря в Петербург приехало очередное письмо цесаревича—с новым подтверждением решимости не царствовать и странным обещанием, сильно напоминавшим угрозу: «Приглашение ваше приехать скорее к вам не может быть принято мною, и я объявляю вам, что я удалюсь еще далее, если всё не устроится сообразно воле покойного нашего императора»^{388}.

8 декабря до Варшавы доехал и второй посланник с просьбой Николая решить участь его окончательно, и вновь Константин ответил и брату, и матушке, что на престол не взойдет, а в столицу не приедет. «Если бы я приехал теперь же, то это имело бы такой вид, будто я водворяю на трон моего брата, он же это должен сделать сам…»^{389} Этого-то ему, похоже, особенно не хотелось — собственными руками водворять на трон брата.