Константин Токаржевич. Эпизоды

Сам же Константин Токаржевич также как и Андрей Шавель рано (в три года отроду) потерял своего родного отца – полковника Генштаба Константина Иосифовича Токаржевича, умершего неожиданно от заражения крови. Его воспитал, передал секреты актерского ремесла и вывел на сцену Пётр Алексеевич Зайцев – любимец Александринки, замечательный актёр и режиссёр, а также успешный театральный антрепренёр конца XIX-начала ХХ веков.

Эти люди безгранично любили Россию, не покинули свой народ, когда наступила черная полоса истории, и в стране наступило время социальных потрясений и политико-экономических преобразований. Они безропотно несли вместе с ним все тяготы и лишения бренной жизни, выпавшие на их долю, продолжая служить ему в меру своих профессиональных и человеческих возможностей и физических сил.

Здесь и почили.

К слову сказать, Константин Константинович Токаржевич как в своё время и его отчим Пётр Алексеевич Зайцев не только воспитал, но передал секреты актерского ремесла и ввёл в мир живописи, драматургии и поэзии уже теперь своего пасынка Андрея Милошевича Шавеля, передав ему из своих рук эстафету служения русскому театру.

И на склоне своих лет Андрей Милошевич искренне горевал, что в силу самых разных обстоятельств собственной судьбы не смог увековечить память Константина Константиновича Токаржевича и от всего сердца поблагодарить его за всё, что тот сделал в жизни и искусстве для него.

Неожиданно появившийся в его детском возрасте, он стал для Андрея надежной опорой, школой жизни, нравственным ориентиром, домашним университетом, примером для подражания и путеводной звездой в собственной профессии. Как добрый волшебник, в каждую трудную минуту очень насыщенной жизни и творчества Андрея он всегда искренне и спокойно приходил на помощь. И всё решалось как- то обыденно и само собой.

Мужское равновесие и вдумчивая уверенность Токаржевича успокаивали и обезоруживали. И именно эти черты личности и характера Константина Константиновича делали жизнь Андрея Шавеля с детства и до последних дней надежной, устойчивой, предсказуемой и успешной. Стоило лишь заглянуть в глаза или задать вопрос, как тут же наступало тихое умиротворение!

И только за это – за полную замену погибшего отца и выдающееся человеческое, художественное, гражданское и артистическое воспитание – Андрей Милошевич был беспредельно ему признателен и благодарен!

Правда особенной чертой характера А. М. Шавеля и его мыслительной деятельности, к сожалению, было длительное рассмотрение вариантов решений, их обсуждение в беседах с людьми из ближнего круга, мнению которых он мог доверять, неуверенность в полученных результатах и принимаемых совместно окончательных решений, что требовало от него их постоянный пересмотр.

Характер его психики: покой!

Поэтому, даже если ему после диалога с кем-то нравилось принятое решение, то он долго и трудно с ним сживался. Иногда на это уходили недели. Иногда месяцы. Иногда складывалось впечатление, что для него важнее об этом поговорить, чем делать реальные шаги по воплощению решения в жизнь.

Но пока шаги были не сделаны, он постоянно возвращался в процессе общении к обсуждаемой теме с обязательным выходом на искомое для него решение. Так могли пройти и месяцы, а иногда и годы. Так случилось и с этой темой!

Многолетние и упорные его размышления, рассуждения и обсуждения с близким кругом людей о реальном способе хоть как-то поблагодарить своего отца-воспитателя (как А. М. Шавель до последних дней называл К. К. Токаржевича), постепенно, очень трудно и сначала как в тумане, но стали приобретать некоторые довольно важные и точные очертания. А вопросы «как ты это видишь и чего хочешь этим достичь?» заставляли его группироваться, концентрироваться на теме и целенаправленно соображать.

И, наконец, неожиданно его мысли выкристаллизовались!

Музей! Музеефикация!

Теперь было важно нисколечко не мешкать!

И тогда мы сели за компьютер, создали и открыли новый файл. Тут Андрей Милошевич, обращаясь за полгода до своей кончины к дирекции Московского государственного объединенного музея-заповедника «Коломенское», чистосердечно и с пониманием масштаба потерянного им времени и огромной меры своей личной ответственности за судьбы ушедших в иной мир людей надиктовал: