Константин Васильев

Анатолий Доронин КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВ

Светлой памяти моего отца — Доронина Ивана Антоновича посвящаю

ПРЕДИСЛОВИЕ

Константин Васильев стремительно ворвался в художественный мир современников и занял в нем свое особое место, как показало время, навсегда. Нередко люди, прежде не интересовавшиеся живописью, увидев его картины, испытывают состояние катарсиса — высочайшего духовного потрясения, — не могут сдержать восторга, а порой и слез.

Нечасто в истории России духовными лидерами становились не философы и писатели, а живописцы. Нечасто кисть художника так волновала русского человека. Магнетизм его творчества не отпускает подолгу, пробуждая в зрителях генетическую память, перенося воображение современников в легендарную эпоху величия и духовной мощи нашего народа.

Интуиция художника переносит его за тысячи лет до Рождества Христова, в те достопамятные времена, когда предки наши, почитавшие себя внуками Даждьбога, совершали богатырские подвиги и свято чтили традиции Рода. И если в этом направлении художник двигался, полагаясь в основном на собственные прозрения и интуицию (информация о мифологии славян в конце 60-х годов была весьма фрагментарна), то в изучении прошлого родственных народов ему помогали литературные источники и прежде всего скандинавские, представлявшие собой целостный мифологический материал.

Творчески перерабатывая мифы и фольклор разных стран, Васильев пришел к убеждению, что каждому народу присуща особая духовность, сохраняющаяся в его генофонде; то есть в генетическом материале любой нации запечатлен ее «духовный путь», а древние боги и богини — это небесные покровители, формирующие археобраз (архетип) данного народа.

Константин Васильев верил в это, он искал непроторенные пути в открытии истоков славянского мировоззрения. В своих картинах-символах художник отражал духовный потенциал русского народа с тысячелетними корнями, как в свое время А.С.Пушкин раскрыл в могучем русском языке глубины исконной мудрости предков.

Пушкин провидчески угадал, нащупал какой-то нерв, способный пробудить к жизни, казалось бы, атрофированный организм — Древнюю Русь… Об этом его гениальные строки:

Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…

Его гений, словно луч света, выхватил из тьмы единственный путь, на котором русский человек может вновь обрести свое достоинство и величие!

И если А.С. Пушкин постигал историю Отечества с помощью языка русской словесности, то живописец Константин Васильев обратился к языку символов.

Долгое время друзья художника не понимали, почему, блестяще ориентируясь в истории многих народов, он упорно игнорировал исторические сюжеты в своем творчестве. И, пожалуй, только теперь, по прошествии двух с лишним десятилетий после гибели Константина Васильева, стало очевидным, что масштаб личности художника не позволял ему просто отображать факты истории Отечества. Его влекла мифология, тайна, которую он должен был непременно разгадать. А магическое для многих понятие «фактологический материал» К. Васильев воспринимал как некую преграду на пути к правде, дозированную информацию, которая в угоду правителям всех веков перекрывает пути к подлинному знанию, препятствует полноценной духовной жизни людей, обрекая их на жалкое существование манкуртов. Прошлое, в понимании художника, находится за непреодолимыми искусственными барьерами, и, что самое страшное, из-за этого обрываются важнейшие звенья в цепи духовной преемственности народа.

Васильев решил разрушить ложные построения и нагромождения «фактов», чтобы взору человека предстала в сияющей гармонии красота Божественного мира!

С этой задачей ему помог справиться язык символов, работающий на генетическом уровне, проникающий непосредственно в человеческую душу, вызывая в ней резонанс ответного чувства. Созданные полотна мифологического жанра — это законченные образы-символы, то сокровенное, что каждый из нас носит в себе всю жизнь, но не в состоянии четко представить, а тем более выразить. И вдруг — это потаенное, драгоценное, упрятанное в недрах подсознания, является в красках на полотнах мастера! Возможно, именно такое точное попадание в образ потрясает зрителя, снова и снова влечет людей к полюбившимся картинам.

Лишь живописец, опаленный божественным огнем, способен пробудить чувства, прежде томившиеся в глубинах поколений, как нечто самое важное, жизнеопределяющее. Таким и был Константин Васильев. Огонь его творческого напряжения проник сквозь завалы и искусственные нагромождения, устроенные архитекторами лютого времени, к святому роднику русской духовности.