Константин Великий

В эпоху так называемого итальянского Ренессанса западные ученые-«гуманисты» из трудно скрываемого неприятия этой великой Империи назвали ее унизительно Византией по тому городу, на котором был основан Новый Рим. Назвать Восточную Римскую империю Византией это гораздо хуже, чем Российскую империю назвать Московией, но это слово прижилось в литературе и уже давно не имеет изначального оценочного смысла. В соответствии с этим названием в XIX веке немецкие профессора породили термин «византизм», означающий совокупность всех исторических свойств и идеологических ценностей Византии, и этот термин стал у одних авторов носить строго негативный смысл, а у других авторов, начиная с русского мыслителя Константина Леонтьева, написавшего книгу «Византизм и славянство» (1874), строго позитивный смысл, поскольку не только само отношение к этим свойствам и ценностям остается различным, но и сами они определяются по-разному. Но как бы ни относиться к «византистским» ценностям, нельзя не признать, что все они восходят к политическому опыту Константина Великого, что именно он был настоящим историческим основателем Византии и византизма, хотя самих этих слов в его время не было.

Основной исторический подвиг Константина, позволивший Церкви не только канонизировать его, но и признать равноапостольным, заключался в невероятно масштабном распространении христианства, не сравнимом ни с какими миссионерскими достижениями ни до, ни после него, но сам этот подвиг был возможен только потому, что Константин был главой огромного трансконтинентального государства, обладавшим уникальными политическими возможностями. Поэтому миссионерский подвиг Константина поставил перед недавно гонимой Церковью не только проблему катехизации беспрецедентно большого количества прихожан, но и богословскую проблему принятия и оправдания имперской власти, которая до сих пор воспринималась ею в лучшем случае как терпимое зло. Однако теперь Церковь была поставлена не просто в условия политических баталий, но уже оказалась в положении политического победителя, чего никто не ожидал и о чем никто не думал. Соответственно, Церкви постепенно нужно было формировать необходимое богословие политической власти, а иным аполитичным или даже антиимперски настроенным христианам нужно было пересмотреть свое отношение к феномену государства в целом и конкретно к Римской империи. Не за одно поколение проходило это богословское переосмысление, и первые его общецерковные выводы были сделаны при императоре Юстиниане Великом (правил в 527–565 гг.) — третьем из величайших христианских правителей после Константина и Феодосия.

Для формулирования собственного политического богословия христианам в первую очередь необходимо было обратиться к двум основным источникам православной веры — Священному Писанию и Священному Преданию. До сих пор гонения на христиан подогревали среди них серьезные апокалипсические настроения, поэтому легализация христианства, а тем более его политическая победа заставили христиан несколько отложить в своем сознании постоянное ожидание Конца Света. Стало ясно, что при всем несовершенстве окружающего мира нельзя говорить о его предельном грехопадении, что Господь не позволяет этому миру достичь полного саморазложения, потому что в самом мире есть некоторые начала, способствующие его сохранению.

Поиск этих сдерживающих начал неизбежно привел к загадочной цитате из Второго Послания апостола Павла к Фессалоникийцам, где апостол говорит о том, что приходу грядущего антихриста (человека греха, сына погибели) препятствует определенная сила: «И ныне вы знаете, что не допускает ему открыться в своем время. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь»(Фес. 2: 7). Этот фрагмент Писания стал одним из отправных для формирования всей христианской политической мысли. «Беззаконие» по-гречески звучит как «аномия», то есть отрицание нормы, аномалия. Аномия — это такое состояние общества, когда исчезает представление о норме во всех сферах человеческой жизни и место нормального вытесняет ненормальное. В конечном счете речь идет о нигилизме и нравственной анархии, хорошо знакомой эпохе поздней Античности. Тайна аномии, по апостолу Павлу, «уже в действии», то есть аномия уже шествует по миру в том или ином своем проявлении, однако она не может полностью свершиться до тех пор, пока этот мир не покинет, не будет «взята от среды» некая «удерживающая» его сила.