Константин Великий

Для античного Запада Восток был бесконечным миром миров, источником постоянной опасности и одновременно объектом постоянного интереса. Единого Востока не было никогда, как не было никогда единой Азии. Европейские люди с каждым новым историческом витком все больше осознавали свою общую идентичность и общие ценности, пусть даже смутно и неуверенно, но определенная интуиция общности у европейцев была всегда. Образованные римляне могли не любить греков, но в конфликте Греции и всех остальных они всегда были за греков. Равным образом образованные греки могли не любить римлян, но в конфликте Рима и всех остальных они всегда были на стороне Рима — во всяком случае, после того очевидного греко-римского культурного синтеза, который произошел во второй половине II века до н. э. В этом смысле очень важно подчеркнуть, что нет Востока и Азии как таковых, как каких-то цивилизационных целостностей, в отличие от Запада и Европы. Можно сказать, что «Восток» — это миф, придуманный Западом, а «Азия» — это миф, придуманный Европой. В этом контексте «Азия» — это все то, что не-Европа, пусть даже внутри самого азиатского космоса есть очень много различий. Но именно этот космос бросал цивилизационный вызов Европе, и столкновение с ним было на памяти у каждого поколения греков и римлян. Крупнейшим представителем Азии со времен зарождения первых греческих полисов была Персидская империя, геополитический наследник Вавилона, гроза всего азиатского пространства от Леванта до Индии.

В 331 году до н. э. Александр Македонский в битве при Гавгамелах положил конец Персии Ахеменидов, но сквозь века эллинистического влияния она возродилась после того, как Ардашир I Папакан, основатель династии Сасанидов, в 226 году победил парфян, объявил себя «шахиншахом» и восстановил Персию. Эпоха Константина пришлась на правление в Персии Шапура II (309–379) — воинственного и хитрого царя, который однажды добьется своего и все-таки отвоюет у Римской империи Армению и часть Месопотамии, а решив, по примеру Лициния, что христиане составляют в его царстве «пятую колонну», станет страшным гонителем Церкви. Константин предвидел эту угрозу и понимал, что мирное сосуществование с такой Персией практически невозможно, а для того, чтобы отражать ее нападения, необходимо иметь основную военную элиту государства в определенной близости к Персии, как был близок Трир к лесам германцев. Кроме персидского фактора, существенное значение имела территория Леванта и Малой Азии, уже более трехсот лет непосредственно подчиненная Риму и прошедшая глубокую эллинизацию и романизацию. Азиатское пространство Римской империи во всех отношениях было интереснее, богаче, культурнее, чем Галлия или Германия, и потеря этих территорий была бы колоссальным цивилизационным поражением для Рима. Наконец, безусловное значение для Константина имела близость со Святой землей, с Иерусалимом, который он сам возродил, исправляя ошибки своих предшественников. Не исключено, что при иных обстоятельствах Константин вообще перенес бы столицу в Палестину, и тот факт, что он этого не сделал, говорит о том, что он все-таки хотел остаться в Европе и понимал очевидную опасность этого предприятия.

Один город уже был готов стать столицей Новой империи исходя из тех критериев, которые мы перечислили, — это Никомедия. Многие ждали такого поворота событий, и никто бы не удивился. Никомедия de facto и de jure была столицей восточной части Империи вот уже сорок лет, здесь был специально отстроенный дворец Диоклетиана, сюда не одно поколение уже вложило очень много средств, этот город был явной антитезой Рима как центр военной и политической активности, как новое лицо Империи, находящееся в непосредственной близости от восточной угрозы. Здесь трудно было расслабиться, в отличие от заснувшего в своем безвременье Рима. Однако Константин отказался от Никомедии как столицы Новой империи, хотя там прошла вся его молодость и сам он уже там обосновался со всем своим двором. Если вынести за скобки тот факт, что Константин для своей столицы нашел лучшее местоположение, чем у Никомедии, то остается вспомнить о ее объективных недостатках, не позволяющих императору остановиться на этом варианте. Во-первых, Никомедия была все-таки достаточно уязвима для сильного азиатского противника, и, вообще, оставаться резиденции власти в Азии было недальновидно. Во-вторых, при всей своей новизне Никомедия уже имела свою историю, и это в гораздо большей степени была история Диоклетиана, Галерия, Максимина Дазы, Аициния, а не Константина. С 304 по 324 год Никомедия была центром антицерковных гонений, а обновление Империи требовало от власти радикально сменить обстановку. Поэтому Никомедия, самый явный претендент на роль новой столице, все-таки не удовлетворяла Константина.