Константин. Вторжение

— Ничуть, — не дрогнув лицом, спокойно ответил Кишинский. — Второго сентября, когда эскадра подходила к устью Альмы и демонстрировала ложное намерение высадки десанта, на мысу стояла гренадерская рота Владимирского полка. С девяти утра почти до половины первого часа дня корабли вели обстрел разрывными снарядами, гренадеры же все это время стояли в ротной колонне и всех потерь у них было только поврежденный осколком котел. Высота берега такова, что с кораблей попасть в эту зону нет никакой возможности. И тем более нельзя бить прицельно. А уж если войска будут размещены по ложементам в рассыпном строю… то и говорить не о чем.

— Замечательно. Вот вам, господа, и карты в руки, — обратился я к Тотлебену и Кишинскому. Займитесь организацией артиллерийских позиций и линией укреплений по гребню. Мы не будем выставлять войска у реки, а оседлаем высоту и будем ее держать сколько потребуется!

— Я все же думаю, — возразил Меншиков, — что главный удар будет нанесен не здесь, а на правом фланге.

— Может и так. Но как видишь, здесь тоже слабое место и глупо думать, что противник им не воспользуется. Впрочем, давай поинтересуемся мнением профессионала.

Что скажешь, Эдуард Иванович? — обратился к Тотлебену.

— Позиция не дурна, — немного поразмыслив, ответил тот. — Но нуждается в усилении. Особенно левый фланг, потому что союзники вполне могут поддержать свои войска огнем с моря, как совершенно справедливо изволил заметить его превосходительство. — Кивнул он в сторону Кишинского. — И если для войск находящихся непосредственно на мысу это не слишком опасно, находящиеся несколько далее могу серьезно пострадать!

— Каким образом? — настал мой черед удивиться. — Ведь мы на возвышенности!

— От навесного огня, — пояснил инженер.

— Положим все так. Что предлагаешь?

— Для начала полагаю необходимым расчистить предполье, чтобы противник не мог иметь укрытия в виноградниках и татарских постройках.

— О чем это вы? — встрепенулся князь.

— Дома разрушить, растительность, не исключая сады и виноградники, вырубить!

— Разорять собственную землю⁈ — возмутился Меншиков. — Но это неслыханно!

— Все это и так будет разорено артиллерийским огнем или неприятелем, — возразил я. — Принято! Залесский, слышал, что господин инженер говорил? Записывай за ним, если сам не знаешь…

Штабной чин неохотно достал из кармана записную книжечку и скривив недовольную физиономию, что-то черкнул в ней серебряным карандашом.

— Продолжай Эдуард Иванович.

— Так же, полагаю полезным, устроить легкие укрепления для укрытия наших войск. Благо рельеф местности весьма этому способствует.

— Это совершенно невозможно! — снова возразил князь.

— Снова-здорово! Это еще почему? — начал терять терпение я.

— У нас практически нет саперов!

— А солдаты что, лопаты в руках держать разучились?

— Мне запрещено использовать войска для строительства укреплений, поскольку это ведет к их крайнему утомлению и заболеваниям. Не говоря уж о том, что лопат тоже нет!

— Ну да, вдруг война, а мы устали! Все же лучше проливать пот вместо крови. Так что редуты необходимы и это не обсуждается! Что же до инструмента… пиши, подполковник, а то ненароком забудешь — при выселении местных жителей конфисковать у них все лопаты, мотыги и топоры, а также все, что возможно использовать в строительстве укреплений.

Ехавший рядом с брезгливым видом поляк снова поморщился, но возражать не посмел и принялся выводить в своей записной книжке очередные каракули.

— Залесский, у тебя зубы болят? — не выдержал я.

— Нет, — удивленно ответил тот. — А что?

Не могу сказать почему, но напыщенный шляхтич мне сразу не понравился. Теперь же, вдобавок ко всему выяснилась его полная некомпетентность. И как он только ухитрился закончить академию? Хотя… может он и не дурак вовсе, а как раз напротив. Просто играет на другой стороне!

— Да так, ничего. Ты продолжай Эдуард Иванович.

— Еще было бы хорошо устроить две или даже три батареи тяжелых морских пушек. По одной в центре и на флангах. Левая в случае надобности могла бы прикрыть и от вражеского флота.

— Артиллерии у нас, кажется, довольно, — больше из чувства противоречия возразил светлейший.

— Не скажи, князь. Пушек никогда много не бывает, — покачал я головой, припомнив сражение при Бомарзунде. — Лучше скажи, какое самое распространенное полевое орудие у французов?

— Э… — растерялся Меншиков.

Залесский, судя по всему, тоже не знал. Зато Тотлебен ответил сразу.

— 12-фунтовая пушка-гаубица «системы Вали». Недавно приняты на вооружение и новейшие, образца 1853 года «Наполеоны».

— Благодарю, Эдуард Иванович. А что у нас?

— В пешей артиллерии 6-фунтовое орудие образца 1838 года.

— Ну кто бы мог подумать! Стало быть, даже при равном количестве стволов, мы будем, безусловно, проигрывать в весе и дальности залпа. И насколько я помню показания пленных, только у французов таких орудий семьдесят. А ведь есть еще и англичане, не говоря уж о турках…