Константин. Вторжение

Примерно через полчаса, когда я уже привел себя в порядок, прилетел Юшков, с целой кипой бумаг, с которыми следовало ознакомиться и в идеале подписать. Работа всегда была лучшим средством от посторонних мыслей, так что вскоре ваш покорный слуга почти забыл о мимолетной утреней встрече, но, когда нам оседлали лошадей и пришло время отправляться, у крыльца нас ожидал хозяин дома, крепко державший под руку давешнюю девицу.

— Ваше императорское высочество! — закричал он при виде меня. — Позвольте мне припасть…

— Господи, что еще случилось?

— Дело в том, что моя единственная дочь по незнанию оскорбила вас…

— Господи, что за вздор! — прервал я его излияния. — Наше знакомство с мадемуазель э…

— Дуняшей, — подсказал адъютант.

— Да-да. Так вот, ординарным его, пожалуй, не назвать, однако же признать оскорблением также несколько затруднительно. В любом случае, мне оно доставило ни с чем несравнимое удовольствие. Но теперь у меня совершенно нет времени…

Уже тронувшись и проехав пару улиц, я обернулся к Юшкову и спросил.

— А ты давно с этой Дуняшей познакомился?

— Да еще при заселении. А что?

«Сволочи вы, а не верноподданные» — вертелось у меня на языке, но вслух сказал только:

— Да так, ничего…

— Славная барышня, но уж больно строгих правил! — ни к кому конкретно не обращаясь, пояснил капитан-лейтенант, заметив мой интерес.

Но поскольку поддерживать разговор я не стал, вскоре умолк и более к этой теме не возвращался. Мне же хотелось спросить, нет ли в Севастополе хорошего борделя, но почему-то тоже не стал…

Севастополь и его окрестности в те дни превратились в одну большую стройку. Всюду сновали телеги с разнообразными грузами, слышался стук топоров, визг пил, звон металла в кузнях. Работали все: солдаты, матросы, немногочисленные местные жители и даже выпущенные по моему приказу из тюрем арестанты. Все что можно было использовать для строительства укреплений, безжалостно разбиралось и отправлялось на будущие бастионы. Вырубили даже виноградники, чтобы сплести из них туры (они же габионы).

Узнав от Тотлебена об острой нехватке последних, ваш покорный слуга отдал распоряжение главам всех крымских городов изготавливать их из подручных материалов и отправлять к нам. Городничие вздумавшие писать в ответ об отсутствии на то средств немедленно снимались с занимаемых должностей и отправлялись под арест. Так что вскоре дело пошло.

Следовало поторапливаться, поскольку скоро начнутся проливные дожди, пока благодатная земля древней Таврии не превратилась в чавкающую под ногами непролазную грязь.

Первым кого мы увидели, добравшись до штаба, оказался поручик Щербачев. За то время пока мы не виделись, надушенный и завитой гвардеец успел превратиться в настоящего фронтовика. То есть, выглядел он по-прежнему безупречно, но вот осанка, манера держаться и даже взгляд изменились.

— Доброе утро. — Поприветствовал я его. — Какими судьбами?

— Прибыл с донесением от полковника Тацыны, ваше императорское высочество! — отрапортовал тот, после чего добавил. — И в арсенал за ракетами…

— А что прежние уже закончились?

— Так точно! Нынешней ночью все до одной выпустили!

— Даже так? Вот что, Григорий Дмитриевич, пойдем с нами, расскажешь о ваших делах. Рапорт — это конечно хорошо, но полагаю, живое повествование от непосредственного участника событий тоже не помешает!

Поручик не заставил просить себя дважды и с удовольствием поведал о своих подвигах. Причем если сначала хотя бы пытался проявить скромность, то потом разошелся и лично уничтожил большую часть союзников своими ракетами. Остальные достались на долю бравого полковника и его казаков. Полное канцеляризмов донесение полковника говорило, в общем, о том же.

Впрочем, этим меня не удивить. Ваш покорный слуга и сам никогда не забывал народной мудрости — сам себя не похвалишь, никто не похвалит! В любом случае, очевидно, что диверсия удалась. Противника потревожили, ущерб нанесли. Две роты порубили, остальных загнали обратно в лагерь, и все это…

— Потери большие? — неожиданно спросил я.

— Среди моих подчиненных нет, а вот казаки… но врагов мы побили гораздо больше!

— Ладно. Сейчас получишь записку к интендантам от Юшкова. Чтобы они тебя не мурыжили. Как покончишь с делами, снова загляни в штаб, возьмешь послание для Тацыны. Ну и на словах передашь полковнику и всем его казакам мое полнейшее удовольствие и личную благодарность. Понимаю, что не за награды воюете, но помните, что богом молитва, а за царем служба не пропадает. Все ступай, некогда мне…

Остальные новости были не столь радужны. Гусары в отличие от казаков в бой совершенно не рвались, а старая лиса Меншиков их по-прежнему покрывал. Еще хуже обстояло с интендантами. Не слишком много зная о первой обороне Севастополя, я, тем не менее, хорошо помнил, о недостатке припасов и в первую очередь продовольственных. Пока дела обстояли не так уж плохо.