Константин Заслонов

Стояли теплые весенние дни. В канавах, не смолкая ни на минуту, шумела вода. Над оттаявшими, влажно-черными полями звенела ликующая песня жаворонка. Снег небольшими пятнами белел кое-где в кустах и лощинах. Проселочную дорогу окончательно развезло — ни пройти, ни проехать.

Женя Коренев и Леня Вольский шли в деревню Залужье к своему связному Остапу Крупене, бывшему колхозному бригадиру, за новыми данными о фашистских гарнизонах в Сенно, Смольянах и Богушевске.

Вся семья Крупени — жена, семнадцатилетняя дочь Галя и двенадцатилетний Юрка — помогала партизанам.

Немцы в Залужье не стояли. Но всё портил староста: он недолюбливал Остапа, чувствуя в нем врага.

Женя и Леня только к ночи едва дотащились по грязи до Залужья. Хата Крупени стояла на краю деревни.

Партизан здесь уже ждали: глиняный черепок, висевший на заборе, — условный знак — показывал, что в хату можно входить смело.

Узнав у Крупени все новости, партизаны хотели было пускаться в обратный путь, но хозяева уговорили их остаться переночевать.

— Переночуйте, отдохните — куда там итти! — убеждала хозяйка.

— Ночью по такой дороге какая ходьба! Только ботинки совсем разобьете да измучитесь понапрасну, — резонно говорил Остап.

Отправляя их на разведку, дядя Костя не ставил им условия обязательно к утру вернуться назад, — слишком тяжела была дорога по непролазной грязи.

И друзья заночевали.

Так приятно было лечь спать, хотя и не раздеваясь, но лечь на сено, а не на колючие еловые ветки! Так приятно чувствовать под головою не слежалый, пахнущий плесенью, жесткий ком старой соломы, а настоящую мягкую подушку!

Проснулись разведчики с солнцем. Их разбудил горластый хозяйский петух, каким-то чудом уцелевший от прожорливых фрицев.

Женя и Леня встали бодрые, полные сил и пошли умываться.

Хозяйка усадила их за стол подкрепиться на дорогу.

Друзья кончали завтракать, когда в хату вбежал перепуганный Юрка, которого отец послал узнать, что слыхать на другом конце деревни.

— Староста идет с двумя солдатами! Уже около Сымонихи! — залепетал испуганный Юрка.

Женя и Леня выскочили из-за стола, невольно хватаясь за пистолеты и гранаты.

— Товарищи, погодите! — кинулся хозяин.

Он открыл дверцу в подполье, которое было устроено с боку у печки.

— Лезьте сюда!

Раздумывать было некогда: отбиваться от фрицев — значит, провалить своего связного. Женя и Леня прыгнули в темную яму, где лежала картошка и другие овощи. Дверца захлопнулась над их головой.

— Попались! — плюнул с досады Леня.

— Ти-ише! — зашептал Женя.

В это время по полу что-то протащили, и над их головами какая-то вещь мягко стукнула о дверцу. Закрылись последние узенькие щелочки света. В подполье стало еще темнее, а голоса наверху — приглушеннее.

«Опрокинули мешок с зерном, закрыли подполье», — сообразил Женя.

Вслед за этим раздались шаги и послышались голоса.

— Пришли!

Они стали прислушиваться к тому, что́ происходит наверху.

— Ну, хозяин, подавай самогону! — глухо донесся чей-то низкий голос.

— Наверно, староста, — подумал Женя.

— Откуда у меня самогон? — спокойно ответил Крупеня.

— Давай по-хорошему, а то искать начнем, хуже будет.

«Сейчас всё перероют. Обнаружат нас. Придется рубануть их», — подумал Женя.

— Ищите, — ответил равнодушно Крупеня.

— Какой у нас самогон? — волнуясь, заговорила хозяйка.

Ее голос слышался отчетливее всех, — видимо, она сидела возле мешка.

— Вот что выдумали: «самогону»! Мы же не гнали!

— Не хотите угостить, сами найдем! — сказал тот же низкий голос.

И по хате заходили. Слышно было, как открывали шкапчик, как лазили на печь.

«Сейчас, сейчас»…

Что-то лопотали солдаты. Женя уловил только одно:

— Шнапс, шнапс!

Рука крепко сжала пистолет.

Крупеня отвечал всё тем же бесстрастным тоном.

Потом все вышли — очевидно, направились шарить в чулане и на чердаке.

Голоса на некоторое время затихли.

Но вот опять над головой затопали шаги — непрошеные гости вернулись в хату.

— У тебя самогонка бывала! — сказал низкий голос.

— А теперь нет.

— Когда была, мы в хате не держали, — вдруг прозвенел тоненький голосок Юрки.

— А где?

— На гумне, в стогу.

— А ну, веди посмотрим, не осталось ли там чего!

И опять наверху настала тишина.

«Молодец, Юрка: догадался увести проклятых!»

Женя провел рукою по вспотевшему лбу, шее. Впервые схватился: кепка-то осталась на лавке.

И вдруг над головой зашуршало, дверца поднялась, сверху посыпалось какое-то зерно, и друзья увидали бледное от испуга лицо хозяйки:

— Пошли на гумно. Лезьте скорее на чердак, — там уже смотрели!

Женя и Леня одним махом выскочили наверх, кинулись на чердак. В сенях, у маленького оконца, сторожила Галя, — она смотрела на гумно. Женя глянул из-за ее плеча. У небольшого стога сена стояли Юрка, отец, староста и два солдата. Фашисты ретиво кололи сено штыками.

Женя взобрался за Леней по лестнице на чердак. Тут было не то, что в тесном подполье, — есть где развернуться. Возле длинной печной трубы стояли прялки, разобранные кросна. На веревке висели сухие, прошлогодние веники.

Друзья легли на песок потолочного настила за лежак трубы, как за бруствер, и приготовились к бою.

С улицы донесся плач Юрки.