Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том II

Замолкнувшее ввиду этого, а также ввиду тяжелого положения на французском фронте и других причин, на некоторое время дело о дарданелльской операции снова возникло в связи с наметившейся к концу октября опасностью нападения турецких войск на главную артерию Британской империи, Суэцкий канал[13]. Последовавшее вслед за тем 29 октября вступление Турции в войну приблизило эту опасность. В ноябре месяце в район канала были направлены первые австралийские и новозеландские отряды в подкрепление стянутому там флоту. Еще до их прибытия и высадки (1 декабря) Черчилль обратился 25 ноября в Военный совет (высший военный совет, собиравшийся под председательством премьера Асквита) с запиской, в которой он доказывал, что «истинный метод защиты Египта заключается в нападении на Галлиполийский полуостров», но что это «весьма трудная операция, требующая значительных сил», а именно десанта в 60 тысяч человек, могущих быть отправленными в два приема к месту операции[14]. Но и эта мысль разбилась о невозможность, — при крайне напряженном состоянии англофранцузского фронта, малой численности «новых армий», за организацию которых принялся Китченер, при остром недостатке боевых снарядов, с одной стороны, и неприспособленности наличных английских заводов к быстрому увеличению их производства, с другой стороны, — уделить на такого рода операцию потребную сумму вооруженных сил и технических средств[15].

Но уже в декабре 1914 г. положение изменилось к лучшему. После удачного исхода напряженных боев около Ипра и на Изере (ноябрь) и перенесения центра тяжести германских наступательных действий в область Августова и Сувалкской губернии, положение английского участка Западного фронта настолько укрепилось, что фельдмаршал Френч мог выдвинуть идею наступательных — при участии флота — действий по бельгийскому побережью для отнятия у германцев Зеебрюгге и других возможных стоянок их подводного флота. Турецкое движение на Египет могло казаться безнадежным либо, по крайней мере, надолго отсроченным. Повстанческое движение в Южной Африке удалось ликвидировать. А сверх того и, пожалуй, главным образом уничтожение 2 декабря германской эскадры адмирала фон Шпе у Фолклендских островов к северу от мыса Горн на южной оконечности Южной Америки освободило адмиралтейство и английское правительство, — в связи с последовавшим еще ранее уничтожением или обезврежением германских крейсеров, действовавших до того независимо от этой эскадры, — от гнетущей заботы за судьбу как военных транспортов, так и коммерческих судов, поддерживавших жизнь и промышленность английских островов.

Отсюда, естественно, возникал вопрос о формах дальнейшего использования основной боевой силы Великобритании, то есть ее флота. Положение на Западном фронте уже приняло характер позиционной войны, не обещавшей, ввиду технических ее особенностей, быстрых и решительных успехов. Положение на Восточном фронте свидетельствовало о том, что, при всей своей, не столько действительной, сколько потенциальной, многочисленности, русские войска не в состоянии там, где они сталкиваются с могучей железнодорожной системой и техникой германского военного аппарата, оказать такое давление на Германию, которое выходило бы за пределы хотя бы и очень важных в отдельном конкретном случае (например, во время победоносного наступления германцев в августе-сентябре 1914 г. во Франции) действий и приобрело бы решающее для войны значение. Черчилль свидетельствует, что в связи с этим и, в частности, в связи с положением на Западном фронте возникла мысль о том, что, раз обход германского фронта во Франции представляется невозможным, необходимо произвести более глубокий обход его, путем действий в Балтийском море или — ввиду слишком очевидной невозможности этого при сопротивлении Швеции — путем действий в области Средиземного моря, то есть против Турции. Военно-политическая важность позиции, приобретенной Германией в Турции, тогда, по-видимому, правда, еще не учитывалась, и вопрос рассматривался преимущественно с точки зрения вовлечения в антигерманскую коалицию Италии и балканских стран. Тем не менее и это представляло уже серьезный плюс, за который стоило бороться.

Вскоре выяснилось новое, исключительно важное, обстоятельство: Россией возбуждался вопрос о необходимости громадных денежных субсидий — по 500 миллионов рублей в месяц, — обусловленных как намечавшимся расстройством ее финансовой системы вообще, так, в частности, катастрофическим истощением ее боевого снаряжения (артиллерийских снарядов, ружей и т. д.)[16], явившимся, в свою очередь, результатом не предвиденного никем из участников войны неслыханного расхода этого снаряжения на всех фронтах и «затяжного» характера самой войны[17].