Константинопольский Патриархат и Русская Православная Церковь в первой половине XX века

Самым важным определением совещания было решение образовать церковные приходы при каждом русском храме и даже при тех греческих церквах, где русские священники получили возможность совершать свои богослужения по определенным дням. Несмотря на сопротивление посланника А. А. Нератова, который опасался, что создание русских приходов на территориях, где уже существуют греческие общины, позволит Вселенской Патриархии вмешиваться в русскую церковную жизнь, епископ Вениамин сразу же начал формировать приходы. При этом, однако, было принято предложение российского посольства о том, чтобы название «приход» было заменено словом «община», что в большей степени соответствовало сложившейся ситуации. К осени 1921 г. при двух посольских храмах, Никольской больничной церкви и десятке домовых храмов при школах, общежитиях и лагерях были сформированы советы церковных общин, в которые вошли по одному представителю российского посольства[525].

Одну из таких общин, а также церковную благотворительную организацию и братство Патриарха Николая Кесарийского (21 июня 1921 г.) основал епископ Царицынский Дамиан (Говоров)[526]. Владыка Дамиан прибыл в Константинополь из Севастополя на транспорте «Рион» в ноябре 1920 г. вместе со многими членами возглавляемого им тогда Всероссийского Свято-Владимирского братства, деятельность которого в учебно-воспитательной области выразилась в создании в Крыму смешанной гимназии для детей беженцев. В Константинополе братство хотело продолжать религиозно-просветительскую деятельность, но это стремление не было поддержано предстоятелями Зарубежной Русской Церкви[527].

В своем дневнике епископ Дамиан так описывал первые впечатления от города: «После недельного плавания „Риона“ беженцы увидели Царьград с возвышающейся Айя-Софией… Для русских людей видеть Св. Софию, побывать в центре христианства, в колыбели православия, было заветной мечтой. Нас, епископов, приняли любезно в Болгарской екзархии. Наши взоры и желания, прежде всего, направлены были к Св. Софии, и мы неоднократно ее осматривали. Здесь мы увидели, что к ней стекаются племена и народы (кроме греков, которым турки возбраняли вход). Желательными посетителями здесь были русские и особенно русское духовенство. В разговорах образованные и необразованные турки прямо высказывались: „Нам не удержаться в Константинополе, нам жаль Айя-Софии, но если отдавать кому, то только русским, потому что русские хороший народ и хороший наш сосед“. Мое пребывание в Болгарской екзархии продолжалось 5 месяцев»[528].

Первоначально епископ был полон энтузиазма от пребывания в Константинополе и выражал идеи русского мессианства. «Христианское сознание говорило нам, — писал он, — что все совершившееся наяву — не случайное явление. Движение Российское и движение мировое привело нас к центру православия для какой-то великой цели, ибо все пережитое русским человеком за это время — дело большого масштаба»[529].

В апреле 1921 г. Владыка Дамиан арендовал 36 комнат в так называемом «Русском доме» на Татовне, где планировал сосредоточить деятельность своего братства и разместить различные культурно-просветительные учреждения, в том числе создать Богословско-пастырское училище. С помощью Американского комитета спасения и воспитания русских детей епископу удалось отремонтировать комнаты и открыть в доме интернат для русских детей и юношей на 50 человек. Для добывания материальных средств братство устроило здесь прачечную, однако русское Богословско-пастырское училище открыть в Константинополе не удалось. В связи с этим Владыка Дамиан в 1922 г. переехал в Болгарию. В своем дневнике он так описывал причину переезда: «Константинопольский период нашего беженства ничем хорошим не ознаменовался и не дал никакого опыта для деятельности в будущей России… Поле деятельности для Русской Церкви постепенно суживалось, и жизнь здесь, наконец, приостановилась с большими осложнениями, запрещениями священнослужения Патриархом архиепископу Анастасию. Так как в Константинополе ничего нельзя было делать на поприще религиозно-просветительном, то свои мысли я стал направлять к Славянским землям»[530].

Также в Болгарию со временем уехали архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), до 1922 г. служивший на подворьях русских афонских обителей в Константинополе, и епископ Лубенский Серафим (Соболев), некоторое время преподававший догматическое богословие в известной Высшей Духовной школе Константинопольского Патриархата на острове Халки. Когда в этот период один из священнослужителей сказал Владыке Серафиму: «Вот и попали мы, Ваше Преосвященство, в хорошую сторонушку!», то услышал в ответ: «Постой, здесь же турки, мусульмане, какая же это хорошая сторонушка! Погоди, даст Бог, увидим еще хорошую сторонушку». И 19 мая 1921 г. епископ Серафим вместе со своим братом иеромонахом Сергием (Соболевым) уехал в Болгарию[531].