Константинопольский Патриархат и Русская Православная Церковь в первой половине XX века

Однако попытки Константинопольских Патриархов навязывать свои реформы и вмешиваться в дела других Поместных Православных Церквей продолжались и в дальнейшем. Так в июне 1924 г. Константинопольская Патриархия в грамоте № 1748 заявила о незаконности прав митрополита Евлогия (Георгиевского). В письме Владыке Евлогию от 25 июня Патриарх Григорий VII подчеркивал: «Мы надеемся, что Ваше Преосвященство рекомендует русским общинам в Чехословакии, старым и эмигрантским, дабы они, строго придерживаясь канонических постановлений, охотно признали и над собой каноническую власть местного архиепископа [Савватия]»[135].

В следующем месяце митрополит Евлогий отправил в Константинополь ответное письмо, в котором отверг эти предложения: «…русские Православные Храмы в Чехии искони, с самого своего основания были под властью Российской Церкви, и потому, согласно указанным правилам, без благословения ее теперешнего главы Святейшего Патриарха Тихона, не могут быть отторгнуты от своей Церкви никакою другою церковную властию». Митрополит также дал последовательно каноническую оценку всем незаконным притязаниям Фанара на российскую диаспору: «текст 28-го правила IV Вселенского Собора, возвышая положение и расширяя права Константинопольского Патриархата, предоставляет ему власть поставлять епископов в сопредельных областях Понта, Асии и Фракии у иноплеменников не всех вообще, а лишь названных областей. Иное толкование лишало бы права миссии все остальные автокефальные Церкви и приводило бы к выводу, что Церкви России, Румынии и Сербии не имеют даже права на автокефалию. Данное правило вовсе не означает того, чтобы все другие автокефальные Церкви ограничивали свою власть пределами тех государств, где они территориально находятся, и не могли бы посылать своих миссий в другие страны. Такое мнение, высказанное Блаженнейшим Патриархом Мелетием, не находит для себя оснований в священных канонах и не оправдывается на историею, ни практикою Церкви». О себе Владыка Евлогий справедливо писал: «… мои канонические полномочия исходят от власти главы Автокефальной Российской Церкви Патриарха Московского, в каноническом подчинении которого я нахожусь»[136].

Однако позиция Патриарха Григория VII не изменилась. 15 апреля 1924 г. Константинопольский Синод под председательством Патриарха основал Венгерскую и всея Центральной Европы митрополию с кафедрой в Будапеште, хотя там уже был сербский епископ. К ноябрю того же года в Европе в юрисдикции Константинопольского Патриарха уже существовали Западно-Европейский экзархат во главе с митрополитом Фиатирским Германом, епархия епископа Атирского Григория с центром в Париже и созданный в октябре на основе Венгерской митрополии Центрально-Европейский экзархат во главе с митрополитом Германом (Каравангелисом), имевшим кафедру в Вене, но сохранившим под своим управлением Венгрию, Австрию и Италию (этот экзархат был упразднен после смерти Владыки Германа в 1935 г.)[137]. Таким образом, по замечанию известного русского канониста С. Троицкого, «во время правления Патриарха Григория VII „варварская“ Европа оказалась разделенной между шестью подчиненными Константинополю иерархами (Фиатирским, Венгерским, Пражским, Парижским, Эстонским и Финским)»[138].

Под давлением правительства Финляндии Патриарх Григорий VII разрешил Финляндской Православной Церкви принять григорианскую Пасхалию, затем начались гонения на сторонников старого стиля в Валаамском и Коневском монастырях. После освобождения Патриарха Тихона из-под ареста Финляндское Церковное управление посланием от 13 октября 1923 г. уведомило Первосвятителя о происшедших в Финляндской Церкви изменениях. Заслушав доклад архиепископа Серафима (Лукьянова), 14/27 ноября Патриарх Тихон и Священный Синод Российской Церкви приняли постановление: «Так как Святейший Патриарх Тихон вступил в управление Российской Православной Церковью, то причина, по которой Константинопольский Патриарх считал нужным временно подчинить Финляндскую Церковь своей юрисдикции, ныне отпадает, и Финляндская епархия должна возвратиться под ведение Патриарха Всероссийского»[139]. Однако это постановление в Фанаре проигнорировали, а Финляндское Церковное управление 15 февраля 1924 г. ответило, что отделение было окончательным.

В частной переписке Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) начала 1930-х гг. встречается утверждение, что Патриарх Тихон не объявлял официально о разрыве канонического общения с Финляндской Церковью[140]. Однако в дальнейшем Московская Патриархия считала, что после отхода без отпускной грамоты Финляндской Православной Церкви от Русской Церкви каноническое общение между Церквами было прервано[141].