Константинов крест [сборник]

— Был, как же. Знатные похороны, — Петюня с чувством причмокнул. — Это любой себе пожелает. Такие похороны — помереть не жаль. Шутка ли — вице-губернатор почтил. И даже чего-то прочувственное выступил. Не, у Осича, как ни поверни, жизнь удалась. И распорядился ею, как захотел. Захотел свести счеты, свел влегкую. Конечно, лучше бы попозже. Но тут уж кому как подопрет. Не бывает, чтоб сплошная лафа.

Из магазина вышла аккуратная старушка с потертой хозяйственной сумкой, в которую она на ходу укладывала что-то, завернутое в тряпицу.

— Не надумала? — неприветливо произнес Петюня — в своей манере тыкать всякому, кого не почитал за начальство или за нужного человека.

— Подожду, пожалуй, — старушка виновато улыбнулась. — Всё-таки — мужнина память.

— Ну и дура! После спохватишься, но такой цены уж не дам. Тут подметки рвать надо, а она старье жалеет.

— Подожду всё-таки, — старушка поспешно, будто боясь поддаться соблазну, спустилась с крыльца и завернула за угол.

— Шляется мелюзга. Только работать отвлекают, — не регулируя тембр, резанул Петюня. — Зайдите, Виктор Григорьевич. Посидите, как бывало, в подсобочке. Раньше всё нас о следственных делах просвещали. А сейчас, может, про израильское житье-бытьё расскажете. Камилавку-то ещё не купили? — Петюня сочно хохотнул.

Заманский зашел в магазин и, пораженный, остановился. Из подсобки на звук шагов высунулся рыжий и конопатый Петюня. Тот же самый, только еще помолодевший. Заманский даже оглянулся через плечо.

— Савка! Сын, — представил Петюня.

Савка изобразил подобие улыбки, зыркнул по пустому салону. Оборотился к отцу:

— Чего? Отпустил?!

— Куда она денется? Пенсия кончится и — как миленькая… Пусть еще чуток подумает.

— А если денется?! И чего там думать? Уйдут часы. «Буре», между прочим. Ну? Батянь, разреши. Догоню — ошкурю!

— Ладно, валяй, — стесняясь Заманского, разрешил отец. — Только чтоб без экстремизма!

Последнее предупреждение кануло в пустоту. Нетерпеливый Савка уже перемахнул через прилавок, следом — через перила. И — был таков.

— Молодая поросль. На ходу подметки рвут, — сконфуженно прокомментировал Порехин-старший.

Заманский сдержал улыбку, — именно так говаривал Зиновий Плескач о самом Петюне.

Удивительный это был симбиоз. Хамоватый Петюня Порехин, по виду, — прораб со стройплощадки, и ироничный, вдумчивый интеллектуал Зиновий Плескач. С момента открытия магазина странному союзу предрекали быстрый разрыв. Но проходили годы, а магазинчик «Антиквариат» всё так же распахивал по утрам свои двери. На крыльце неизменно шебуршил нетерпеливый Петюня — паук, радушно приглашающий мошек заглянуть в паутинку.

А в глубине с чашечкой кофе и тонким разговором отборную клиентуру встречал Зиновий Плескач.

— А чего? Я об Осиче и сейчас жалею, — разгадал мысли Заманского Петюня.

— По правде, всегда удивлялся, как вы столько лет вместе продержались.

— В смысле лаковая туфля да валенок? — Петюня необидчиво хохотнул. — Это меня так ловко валенком Циридис определил… Грек. Вице-президент Ассоциации антикваров, — пояснил он. — Да многие меня за прилипалу держали. А на самом деле мы классной командой были. Он по интеллигенции да по начальству специализировался. А я шелупонь подгребал. Локомотивом, понятно, Осич пер. Но и я со временем обуркался. Главное, чтоб обид не было, каждый свою роль понимать должен. А я понимал, что по сравнению с ним, — чмо болотное. Потому у нас и консенсус установился.

Осич, он любые объемы поднимал. Смотришь, приходит клиент с таким закидоном, что ни один из нас слыхом не слыхивал. Я, конечно, сразу в отказ. Мол, здесь тебе, дядя, не проханже. Гуляй по другому адресу. А Осич, у того чутье на завлекалово. Туда-сюда, баранки к чаю. Что думаете о падении Доу Джонса? А новый фаюмский портрет в Пушкинском музее успели повидать? Клиент аж медом истекает. А по вашему вопросу, кстати, телефончик или и-мэйл оставьте. Я, мол, пока пробью. Через неделю гляжу: Осич с ним лопочет так, будто всю жизнь из этой темы не вылезал. Отсюда и уровень. Аж из Москвы к нему барахлишко на оценку привозили. И оценка эта заместо экспертизы шла, — Плескач сказал! Это, я вам скажу, особое клеймо.

— Вы ж сразу после Лидиной смерти разбежались? — припомнил Заманский.

— И это хреново. У него фишка появилась — чтоб сына в дело подтянуть. Под это он и салон в «ИнтерСити» откупил. И со мной из-за этого по бизнесу разошелся. Чтоб Лёвку, значит, взамен. А какой из Лёвки антиквар? Наше дело зубастое. А из него за версту ботаник прет. Я-то Осича отговаривал. Да и — чего врать? — страшно было. За ним-то куда как надежно.