Константинов крест [сборник]

— Пап! Ты чо вдруг? — поразилась Аська. — То весь из себя пушистый, а то какую-то жуткую нюню изображаешь?

Уловила умоляющий Лёвушкин взгляд.

— А вот не уйду! — дерзко возразила она. — Ты с ним вчера без меня так переговорил, что я его полдня отпаивала. А теперь — здрасте, опять сначала. Говори при мне. Чтоб без недомолвок.

В сущности, дочерино упрямство могло оказаться кстати. Нельзя было не заметить, что Аське младший Плескач приглянулся. И даже к лучшему, что суровое объяснение произойдет при ней, — если что, не останется иллюзий и недомолвок.

— Что ж, поприсутствуй, — согласился Заманский. — Но, если встрянешь в разговор, выставлю прямо за холку.

Аська демонстративно пересела на ручку кресла, в котором сгорбился Лёвушка.

Заманский подступился с расспросами: как питались с отцом? Кто готовил?

Лёвушка, ждавший совсем другого, тем не менее, хоть и недоумевая, ответил обстоятельно. Отец после маминой смерти, бывало, забывал поесть. Потому, уезжая в Москву, Лёвушка всякий раз забивал холодильник. Когда возвращался, половина продуктов оставалась — стухшими.

— А когда вы стали вместе работать, и ты уезжал в командировку? — продолжал наседать Заманский.

— То же самое.

— Готовил в коттедже или в салоне?

— Обычно в коттедже. Но в салоне обязательно что-то оставлял. Папа без меня чаще там ночевал, чем дома.

— Баклажаны, что в желудке отца обнаружены, тоже ты готовил?

— Ну да. Папа очень любил баклажаны. Еще со времен мамы. Она и меня их готовить научила, — подтвердил Лёвушка — с непроходящим удивлением.

— Ещё раз спрашиваю: на кухне, кроме тебя и его, кто-то мог хозяйничать?

Лёвушка переглянулся с Аськой.

— Дядя Вить! — взмолился он. — К чему вы всё это?

— К тому, что твой отец, Зиновий Иосифович Плескач, был убит! — впившись цепким взглядом в Лёвушку, отчеканил Заманский.

Лёвушка посерел. Аська вскрикнула.

— Отравлен белым фосфором, — уточнил Заманский.

— Так спички же! — напомнил Лёвушка.

— Спички — прикрытие. Они уж лет сто безвредны. Яд был подмешан в баклажаны… А ты не знал? — снасмешничал Заманский.

Лёвушка обмер. Машинально отер пот со лба.

— Дядя Вить, что вы так смотрите? Вы на меня, что ли?.. — выдохнул он.

Беспомощно глянул на Аську.

— Представляешь! Кажется, он решил… Будто я папу!

— Пап! Ты чо, сбрендил? Если прикол, то лажовый, — Аська, не стесняясь, постучала пальцем по виску.

Нетерпеливым жестом Заманский заставил дочь замолчать.

— Тогда оправдайся, — потребовал он. — Где ты находился с восьмого вечера до девятого утра?

— В Белёве, — нервно ответил Лёвушка.

— С какого времени и где именно?

— Пожалуйста! В четыре состоялась последняя встреча с поставщиком. Погулял и — в гостиницу.

— От Белёва до Тулы сто пятнадцать километров. За семь-восемь часов можно обернуться. Потому повторяю вопрос! Кто в Белёве может подтвердить, что с вечера восьмого по утро девятое ты безвылазно был там?

Лёвушка скосился на впившуюся в него взглядом Асю. Отрицательно мотнул шеей.

— Я связался с Белёвом. Там начальником мой бывший ученик, — сообщил Заманский. — Они опросили сотрудников гостиницы. Ключ от номера провисел до утра на доске. Со слов дежурной по этажу, находилась безотлучно на рабочем месте. Утром сдала пост. Категорически утверждает, что господин Плескач в ее смену на этаже не появлялся… Ну же! — потребовал он. — Опровергай! Может, хоть кто-то тебя видел?! Пусть не в гостинице.

Лёвушкины плечи обмякли.

— Стало быть, алиби нет, — констатировал — для дочери — Заманский.

— Папа! — Аська всё-таки вмешалась. — Но если бы Лёва появился в это время в «ИнтерСити», его бы увидел охранник или камера сняла… Ведь так?! — обратилась она к Лёвушке. Но тот лишь сильнее сжался.

— Что отмалчиваешься, урод?! — выпалила она в сердцах. — Он же тебя в страшном заподозрил!

— Нечего ему сказать, — ответил за Лёвушку Заманский. — Меж подъездами сквозные проходы. Чтоб попасть в салон, вовсе не обязательно проходить именно через свой подъезд. К тому же у постоянных посетителей есть ключи от задних дверей, где камер вообще нет. Открывай любую и проходи, никем незамеченный. На этаже все офисы закрываются к семи вечера. Уборщицы приходят после семи утра. То есть с семи вечера до семи утра проходишь бесконтрольно. Времени уйма.

— Да что вы на меня танком наезжаете?! И так тошно, — взрыднул Лёвушка. — Мало ли народу, из своих, в папином салоне бывало? И кто угодно мог зайти с бутылкой, подмешать что-то в эти баклажаны злосчастные.

— Зиновий был малопьющим и уж точно не хлестал с кем попало! — сурово напомнил Заманский.

— Так это прежде, при маме, было! — страдающе вскрикнул Лёвушка. — А последнее время не раз, возвращаясь, и бутылки пустые видел, и следы посиделок.

— Допустим, что так, — согласился Заманский. — Но ты должен понимать, что из всего мутного списка главным подозреваемым становишься ты сам. Отравить Зиновия мог либо тот, кому он открыл, — а пускал он только своих, — либо тот, у кого был ключ. И — в любом случае тот, кто знал о существовании спичек, и в ком достало фантазии, чтоб придумать экзотическое самоубийство.