Ну что же, о причине грусти Третьего морского эрла мне нетрудно было догадаться – разумеется, причиной тому было то, что в руки полиции попал архив его племянницы. Не знаю уж, что в нём было такого, не моё это дело, но явно что-то эдакое, способное вызвать первостатейный скандал. Притом что с формальной точки зрения мы с инспектором Ланиганом и доктором Уоткинсом этот самый архив спасли буквально в последний момент, и ничуть не сомневаюсь, что герцог Данхилл его содержимое в своих политических играх разыграл не хуже карточного шулера. Дорого бы дали, надо думать, миссис Крагг с подругами за этот секрет…
Однако что-то многовато знатных и именитых на нас с Мэри, не к добру это.
– Рекомендую. Констебль Вильк, лучший, пожалуй, констебль во всём Дубровлине, – продолжил свой спич глава столичной полиции.
– Выправка отменная, – флегматично кивнул дядюшка покойной матери Лукреции. – Стать тоже – хоть сейчас в гвардейский экипаж.
– Э, нет! – рассмеялся мистер Чертилл. – Такого молодца я вам не отдам, Фартингдейл! Быть, непременно быть ему сержантом, и не позднее чем через пару лет, попомните мои слова. А там, глядишь, и в инспекторы выйдет, такой-то молодец!
– Могу лишь порадоваться за вас, герцог, – ответил Третий морской эрл. – С такими подчинёнными, убеждён, покой жителей Дубровлина в надёжных руках.
Это мне сейчас показалось или сей паркетный адмирал только что намекнул комиссару на небольшую важность занимаемой им должности?
Впрочем, мистер Фартингдейл уже переключил своё внимание на леди, в связи с чем я поспешил откланяться. Ну его, хватит с меня знати. Слыхивал я, разные учёные мужи через оккиолинио[13] мельчайших созданий рассматривают, каких простым глазом не углядеть, так вот я себя эдаким мелким существом рядом с аристократами чувствовать начал. Только учёные с акадэмиками не из простого любопытства на тех бациллов с вирюсями смотрят, они из того толк для науки извлечь пытаются, а эти-то… Эх. Не про нас такое общество, не про простых смертных. Одно радует – слова комиссара про сержантские нашивки. Не стал же бы он так жестоко шутить над подчинёнными?
Остаток представления и следующий антракт нас, правда, не трогали, так что неприятный осадок от общения с сильными мира сего как-то к концу спектакля испарился. Покинув здание оперы, мы с моей Мэри погуляли ещё полчаса по бульвару, затем сели в кеб, и я доставил её домой. Старушенция хозяйка подглядывала за нами сквозь щёлку в портьере, когда мы выбирались из экипажа, – не иначе хотела уличить в чём-то неприличном и поскандалить. На самом деле у неё доброе сердце, но какие у пожилой леди ещё развлечения-то, в её семьдесят с лишним лет?
Опасаясь ненароком испачкать свой выходной костюм, я вновь разорился на кеб, а не пошёл домой пешком – сплошное с этими развлечениями разорение, эдак не скоро я на собственное, для нас с Мэри, гнёздышко накоплю. Ну да ничего, недельку попитаюсь попроще, было бы брюхо набито.
Вернувшись в полицейское общежитие, я тщательно почистил платье и вновь упрятал его и цилиндр в глубины шкапа, поближе к россыпям нюхательного табака (от моли), поужинал да и лёг спать.
Утром, сказать по чести, вставать не шибко-то и хотелось – такие мне после посещения Императорской оперы красочные и приятные сновидения пригрезились, – но делать нечего. Подъев остатки продуктов на завтрак и облачившись в форму, я поспешил на службу, в участок, где меня уже поджидал мистер Сёкли.
– А-а-а, вот и он! – поприветствовал меня сержант, едва я переступил порог. – Вы поглядите-ка, персональный святой Третьего участка почтил службу своим присутствием.
– О чём это таком вы говорите, шкипер? – удивился я. – Мне вчера отсыпной день за ночную засаду давали, а до того я дежурил. И инспекторы всё про то знали, и парни, да и сам сэр Эндрю тоже. И почему же – святой-то? Я так вроде ещё не помер…
– Зато я от твоих выходок, того гляди, преставлюсь! – рявкнул сержант, потрясая стопкой газет. – Всё утро читаю заголовки вчерашних статей и рыдаю горючими слезами! Что ты там такое мистеру Адвокату наплёл, паршивец эдакий?
– Кто наплёл? – У меня от возмущения аж перехватило дыхание. – Я? Да будет вам известно, сержант, что я лишь сопроводил его к нашему художнику! А что там такое пишут-то?..
– А ты вот погляди, – почти ласково сказал Сёкли. – Полюбопытствуй, значит. Все статьи на передовицах.
Я поглядел. Ох, Боже, за что караешь?
Чего только репортёры не понапридумывали! Мистер О’Хара, знамо дело, на задержании не был и знал лишь то, что рассказали констебли, опрашивавшие свидетелей… А сдерживать себя он, как любая творческая натура, не привык.