Констебль с третьего участка (сборник)

– А, мистер Вильк! – поприветствовал он меня. – Опять в нашу юдоль скорби, констебль? И один? После того переполоха по двое ставили у этой палаты. Кстати, а что там произошло?

– Умер констебль, дежуривший до меня, сэр. – Секрета тут никакого нету, можно и сказать. – Подозревают, что здесь отравился чем-то.

– Ай-я-яй, ну надо же! – сокрушённо покачал головой галантерейщик. – Какая беда! А я-то всё думал, чего ж это ко мне инспектор приходил, вопросы задавал? Не курю ли я, спрашивал, да несколько раз… А что же, не курю, да-с. Это вот мистер Мексон себе деньги на ветер пускать позволяет… А что, Грю в чём-то подозревают?

– Насколько мне известно – нет, сэр, – ответил я. – А с чего вы это взяли?

– Ну как же, инспектор так настойчиво расспрашивал, кто у нас из больных курит, да что, да много ли, да кто сигары, а не трубку, да у кого они в футлярах-хьюмидорах[39] хранятся, а ведь только у мистера Мексона такие-то и есть. Его что же, теперь арестуют? По подозрению? Ой, а в чём?

Я несколько опешил от такого словесного напора, однако от необходимости осмысливать такую кучу вопросов и что-то отвечать меня спасло появление высокого и нескладного джентльмена лет сорока – лысого, как коленка, и длинноносого, как удод, облачённого в чёрную пижаму и длинный полосатый шарф, обмотанный вокруг шеи.

– Оэн, вы балбес и олух царя небесного, – мрачно произнёс он, приближаясь к нам. – Ваше квохтанье слышно на весь этаж. Подозревают меня! Ха! Да меня тут обворовали! Украли хьюмидор с сигарой, а они немало стоят, доложу я вам.

– Грю, да я же за вас переживаю! – Мистер О’Ширли крутанулся на месте, как волчок. – А что было бы, кабы вы оказались злодеем и вас арестовали? А? Не спорю, мистер Перец очень занимательно рассказывает рецепты, я уже через полчаса его монологов чувствую лютый голод, но ведь он совершенно не играет в блек-джек, а вы у нас тут признанный мастер. Кто ж составил бы мне партию-другую перед сном?

– Определённо, на такой незамутнённый эгоизм нельзя обижаться… – пробормотал мистер Мексон, после чего повернулся ко мне, смерил долгим взглядом, а затем вдруг улыбнулся и спросил: – Констебль, а вы в вист играете? А то блек-джек мне, говоря честно, уже осточертел, а четвёртого мы себе в компанию сыскать никак не можем.

– Ну, если в две колоды, да с десяткой-онёром… – задумчиво протянул я. – Но я ведь, в некотором роде, при исполнении и не уверен, что мне…

– Ну вот и прелестно! – перебил меня Мексон. – Столик перенесём из моей палаты, она ближе всего к вашему посту. Дежурного врача уговорит Эдди с помощью повара. Оэн, сестра милосердия на вас. Кто у нас сегодня в крыле блюдёт за порядком?

– Добрейшая Евграфия, – с воодушевлением произнёс мистер О’Ширли. – С ней мы уладим дело, она была клиенткой моего папеньки ещё до пострига и мне благоволит. Значит, в две колоды, да при десяти понтах[40], констебль? Вы знаете толк в игре.

И, не дав мне возразить даже слова, пациенты гошпиталя Святой Маргариты умчались реализовывать свой план.

Я на самом-то деле не большой любитель играть в карты, но иной раз, с соседями, собираемся во дворе или у кого-то в квартире (да и мальчишкой когда был, тоже поигрывал порой). Ставки делаем по фартингу, так, лишь бы поддержать удовольствие, и не думаю, что трое почтенных буржуа попытаются меня сегодня раздеть. Да я им и не дам. Коли не задастся у меня нынче игра, так проведём три-четыре роббера, да погоню их спать – режим, мол.

Опять же, четверо взрослых сильных мужчин в случае нежданной ситуации куда лучше одинокого констебля.

Менее часа спустя Грю Фелониус Мексон принёс небольшой круглый столик (невзирая на изрядную худобу, тащил он его, взявшись за единственную ножку, без каких-либо видимых усилий) и канделябр на пять свечек. Затем, с двумя табуретами, явился довольный донельзя Оэн О’Ширли, горделиво поведавший нам об устранении помехи со стороны дежурной сестры милосердия и выложивший на стол две запечатанные колоды.

– Между прочим, джентльмены, – сказал он нам, – эти карты не только продаются в моей лавке, но и выполнены по моим личным эскизам одним молодым дарованием. Бац-Кастлмур всё надеется заказать ему свой портрет, но он поскольку вечно без денег… – Галантерейщик издал сдавленный смешок и доверительным тоном добавил: – Я попросил сделать джокер похожим на своего постояльца.

Приглядевшись к карте, на которой красовалось изображение короля пик, обозначающего, как известно, царя Давида (это мне уже не мистер О’Хара, а сержант Сёкли рассказывал), я обнаружил в самом уголке знакомый автограф.

– Пускай поторопится с заказом, сэр, иначе так и останется в истории шутом, – посоветовал я. – Об этом «молодом даровании» уже писали в «Светском хроникёре», и отказывается от заказов он покуда лишь потому, что пишет полотно, призванное произвести настоящий фурор.

– Да что вы такое говорите, констебль? – всплеснул руками мистер О’Ширли. – Это мне что же, стоит придержать оставшийся тираж?